Госпожа попаданка
Шрифт:
— Идем с нами, сестра! — выдохнула она и, совсем по-кошачьи, спрыгнула вниз, откуда уже раздавался игривый смех и томные стоны. Были ли тому виной речные испарения или что-то иное, но Кэт внезапно почувствовала, как что-то с непреодолимой силой влечет ее к этому беззаботному веселью и она, сама не заметив, как приняла человеческое обличье, тоже быстро спрыгнула вниз.
Под деревом все еще простиралось чудовище, величаво раскачивая усатой головой и раскрывая зубастую пасть. А на его спине, нисколько не боясь, плясали речные девы, распевая веселые песни на незнакомом Кэт языке. Скинув одежды, они двигались столь быстро, что, казалось, они порхали, вовсе не касаясь маслянисто-черной кожи. Но, похоже, это было не так: от прикосновения точеных босых ножек раны твари переставали сочиться кровью, стремительно затягиваясь. Пляска становилась все более быстрой и одновременно — все более раскованной:
Кэт, осторожно ступив на огромное тело, тут же оказалась подхвачена смеющимся проказницами, принявшимися целовать и ласкать кошкодевку. Та не оставалась в долгу — ее руки похотливо оглаживали соблазнительные округлости, а губы жадно пили терпкую, как сок диких трав, влагу, росой капавшей с гладких, будто изначально лишенных волос лобков. Вот Кэт тоже поцеловала похотливо выставленные губы, и все вокруг тут же стало подвижным, изменчивым как речной поток. Пляшущие девушки оборачивались лягушками, змеями, водоплавающими птицами, рыбами, а то и вовсе диковинными созданиями, сочетавшими признаки всех этих существ, но сохраняя и женские черты. Кэт тоже проходила все свои превращения: от почти человеческого до полурыбьего-полукошачьего — и во всех обличьях она миловалась с новыми подружками.
Кошкодевка даже не заметила, куда исчезла огромная рыба, как она сама покинула остров и, вместе с весело смеющимися девами, резвилась в воде, догоняя и жадно лаская своих товарок. Невероятная ночь захватила ее целиком, поглотив воспоминания обо всем, что происходило дальше — Кэт очнулась лишь лежа на берегу заводи, в человеческом обличье. Тяжело дыша, словно после бега, она смотрела в небо, на котором медленно всходил окруженный белым орелом диск Черного Солнца. Она даже не пошевелилась, когда услышала цокот копыт и мужские голоса, негромко переговаривавшиеся между собой. Лишь когда разговоры сменились возгласами изумления, Кэт поняла, что ее обнаружили и, пошатываясь, встала, чтобы встретить новых гостей.
Из низкорослого ивняка, покрывавшего берег, выезжало с пару десятков всадников: в кольчугах, вооруженных мечами и шипастыми монгерштернами. Впереди ехал высокий молодой человек. У его пояса висел длинный меч, с посеребренной рукоятью и крупным изумрудом на перекрестье. Стальной шлем, напоминавший каску, венчало изображение некоей хищной птицы, также как и панцирь на груди украшало изображение черного ястреба, сидевшего на спине крокодила. Подобная эмблема красовалась и на светло-зеленом знамени, что нес рослый воин, ехавший рядом с командиром отряда.
Голубые глаза с явным интересом глянули на обнаженную девушку.
— Ее нашли здесь, ваша светлость, — сказал знаменосец, — но не стали трогать до вашего появления.
— Правильно сделали, — усмехнулся молодой человек, бросая поводья одному из воинов и спрыгивая на землю. Краем глаза, Кэт увидела, что на нее, сразу с трех сторон, направлены заряженные арбалеты.
— Я Герхарт Винклер, старший сын и наследник барона Вабарии, — сказал молодой человек, — мы выехали к реке, когда узнали о нападении на купцов. И пусть ястребы Агареса вырвут мне язык, если я скажу, что понимаю, почему Страж Мерты из всех осквернителей своего святилища оставил в живых только тебя.
«Шёл козёл дорогою, нашёл козу безрогую…»
— Привезли? Ну, дайте взглянуть, чтоли!
— Сейчас, ваша светлость, — кто-то сдернул Лену, связанную по рукам и ногам, на землю, ставя ее на колени. С ее головы сдернули вонючий мешок и Лена с наслаждением вдохнула свежий воздух. После долгого пребывания в темноте она щурилась даже от сумеречного света Черного Солнца. Лена не знала, сколько она провела без сознания: очнулась она уже связанной и с мешком на голове, переброшенная через лошадь. Сейчас же она стояла в распадке между двумя холмами — надо полагать из тех, что она видела с галеры. Вокруг стояли все те же воины, что напали на купеческую галеру — в черных доспехах и рогатых шлемах, вооруженные мечами и боевыми топорами. Несколько человек держали еще и арбалеты, нацелив их на попаданку. Однако Лена сразу же забыла про этих головорезов, едва увидев их предводителя. Он заслуживал внимания хотя бы из-за своего скакуна — если его воины седлали обычных, пусть и крупных лошадей, то главарь восседал на спине огромного, размером с быка,
Карлик тоже рассматривал Лену: ее одежда истрепалась за время езды и сейчас он откровенно пялился на проглядывавшие сквозь прорехи женские прелести.
— Это забрали у нее? — он покрутил что-то в руках и Лена дернулась, увидев отцовский нож. Воины схватились за мечи, но карлик лишь криво усмехнулся, оскалив крупные желтые зубы.
— Еще взяли вот это, — один из воинов с поклоном протянул карлику костяной нож Амолы. Тот убрал оружие в одну из кожаных сумок, притороченных к седлу, небрежно швырнул туда же отцовский нож и снова уставился на Лену темно-желтыми глазами.
— А ее кнут? — спросил он. Воин потупил взгляд.
— Не смогли, ваша светлость, — покачал головой он, — он не дался нам в руки. Двое наших умерли от его яда, а когда я попытался разрубить мечом эту мерзость — клянусь Рогатым, проклятый кнут сам спрыгнул в реку и уплыл, извиваясь как змея.
— Наверное, так оно и было, — пробормотал мужчина, — чего только не рассказывают об этих ведьмах. Ну, чего молчишь…жрица? Тебе неинтересно, у кого ты в гостях?
— Думаю, ты скажешь сам, — спокойно произнесла Лена.
Карлик раздвинул толстые губы в издевательской ухмылке.
— И вправду, — хмыкнул он, — Кресцент Роуле, барон Турола. Что же до того зачем мне понадобилось твое общество…об этом ты узнаешь в моем замке.
Лена пыталась сохранять маску презрительного спокойствия, хотя внутри только что не плакала от злобы и унижения, когда ее просто закинули на спину барана. Все это до боли напоминало то, как она впервые въезжала в этот мир: связанная, переброшенная через спину какого-то зверя, в плену у местных отморозков. За время обучения в Монастыре, а особенно — после того, как она прошла через Дракийские княжества, попаданка почти уверила себя в том, что больше с ней такого не случится — и вот, пожалуйста. Увы, сделать ничего нельзя — Кресцент позаботился о том, чтобы обезопасить себя от колдовства Триморфы. Мало того, что ее связали по рукам и ногам, так еще и в рот вставили колышек, с завязками, стягивавшимися на затылке. Так что Лене оставалось лишь хмуро сверлить взглядом проплывавшие мимо деревья, пока они ехали меж лесистых холмов. От барана мерзко пахло, его круп сильно дергался, когда зверь перепрыгивал очередной камень или бревно — от чего Лена пару раз чувствительно приложилась подбородком. Вдобавок его чертов хозяин, то и дело с глумливым смешком похлопывал Лену по заду, по-хозяйски щупая ее упругие ягодицы.
Спутники барона, ехали позади, по-прежнему держа наготове арбалеты. Лена поначалу недоумевала, куда пропали сатиры и минотавры, что вместе с воинами атаковали галеру. Однако, вскоре выяснилось, что рогатые уродцы никуда не делись: в тени высоких дубов и разлапистых елей попаданка крались знакомые сгорбленные тени. Иногда во тьме зажигались желтые глаза, а до слуха Лены доносилось приглушенное блеянье и похотливое чмоканье.
Вскоре процессия съехала с лесной тропки на проселочную дорогу. Лес вокруг становился все реже, в нем все чаще замечались следы человеческого присутствия: то большая поленница, сложенная на полянке, то неказистые строения, вроде сараев или охотничьего домика. Затем густо пошли пастбища, где пасли овец и коз смуглые девчонки, почтительно кланявшиеся барону. Выглядели они неважно — тощие, грязные создания, одетые в рваные обноски. Длинные лица отталкивали уродливостью черт и тупой покорностью в потухших глазах. Животные, за которыми они следили, напротив, выглядели пышущими силой и здоровьем, с блестящей черной шерстью, острыми рогами и странно разумными глазами. Почему-то этот контраст особенно напугал Лену, сопоставившую эту странность, со всем, что она видела раньше.