Госпожа попаданка
Шрифт:
На вершине очередного холма, дорогу, которой они ехали, пересекла другая, более широкая. Здесь их уже поджидали такие же всадники в черных доспехах, не меньше двух десятков. Возглавлял их бородатый мужчина на огромном черном козле. Крутые рога украшали золотые колокольчики, нежно позвякивавшие при каждом движении животного. Его всадник очень походил на Кресцента внешностью и одеждой, но если сам барон был почти карликом, встречавший, напротив, вымахал почти под два метра. Кроме того, он был намного моложе Кресцента. Позади всадников стояло несколько загруженных доверху повозок, среди которых выделялась большая телега, накрытая черной тканью. Рядом стояли, держа наготове длинные копья, несколько воинов.
— Я вижу, охота была удачной? — сказал молодой человек, — и ты нашел, что искал.
— Нашел, — кивнул Кресцент, — а ты чем похвастаешься
Его отпрыск усмехнулся и подал знак своим подручным. Один из них отдернул ткань и Лена широко распахнула глаза при виде лежавшего в повозке Вулреха, связанного по рукам и ногам. Обнаженное тело покрывали многочисленные ожоги и раны, среди которых выделялось окровавленное пятно в спутавшихся волосах.
— Нашли в лесу, в полумиле от реки, — пояснил сын барона, — валялся без сознания, как и сейчас. Рядом лежало несколько мертвых наших — не знаю, чем можно было нанести такие раны — будто их грыз зверь. Но и ему здорово досталось от людей брата.
— Кстати, где он? — спросил Кресцент. Его сын пожал плечами.
— Мы собирались встретиться в условленном месте, — сказал он, — но, когда я вышел к Мерте, там уже не было никого. Я решил, что он ушел с тобой.
— Странно, — пробормотал барон, — что бы его задержало? Ладно, дождемся его в замке.
Оба отряда объединились и барон, со своим сыном, — из разговора Лена поняла, что его зовут Трегар, — поехали впереди, о чем-то негромко переговариваясь. Позади, под зорким присмотром стражников, катилась повозка с израненным Вулрехом.
Вскоре леса кончились — дорога сначала шла меж пологих холмов, потом вышла на широкую равнину. Всюду, куда не кинь взгляд, простирались поля, засеянные пшеницей, рожью и иными, неведомыми Лене злаками. Затем пошли сады и виноградники: ветви фруктовых деревьев ломились от самых разных плодов, а толстые лозы, оплетавшие высокие столбы, усеивали гроздья тугих от сока ягод — черных, красных, темно-синих. Среди всего этого изобилия трудились люди, при виде барона кланявшиеся ему и его сыну до земли, на что Кресцент отвечал небрежным кивком. Лена успела отметить, что лица многих здешних крестьян походили на странных пастушек, что она видела раньше, в то время как другие селяне выглядели вполне нормальными.
Солнце уже стояло высоко, когда они вышли к реке — какому-то притоку Мерты. В ее излучине стоял высокий замок из красного гранита, с четырьмя башнями, ориентированными по сторонам света. Над каждой башней реяло знамя — на черном фоне сшибались рогами красные козел и баран. С трех сторон замок окружало течение реки, а с четвертой — глубокий ров. Помимо него строение защищало два кольца зубчатых стен, причем внешнее кольцо ниже внутреннего. Когда они пересекли ров, въезжая в предусмотрительно распахнутые ворота, Лена увидела, что между внешней и внутренней стеной раскинулся лабиринт из терновника и прочих колючих растений. Многим зарослям были приданы причудливые формы — словно зеленые статуи, с алыми цветами вместо глаз и колючими ветками вместо рогов. Лена невольно восхитилась умением здешних садовников, столь искусно сливших всевозможные растения в самых разных существ. Помимо уже привычных сатиров и минотавров, имелись тут и более странные создания: вроде трехглавого великана с двумя козлиными и одной человечьей головой или карликового уродца, вроде козла, но размером с кошку и с человеческим лицом. Всюду вились виноградные лозы, шиповник и зеленый плющ, а в глубине зарослей слышалось журчание невидимых ручейков.
У ворот второй стены хозяев замка встречал молодой человек, лет двадцати: стройный, черноволосый и довольно красивый, хотя и в его чертах прослеживалось сходство с Кресцентом. Рядом с ним стояла девушка, лет семнадцати, в платье из черного бархата, прошитого золотыми нитями. В местах переплетения причудливых узоров блестели мелкие рубины. Черты ее лица выдавали родство девушки, как со стоявшим рядом с ней парнем, так и с более старшей родней. При виде барона алые губы раздвинулись, обнажив жемчужно-белые зубки.
— Наконец-то! — воскликнула она, — теперь, уже скоро, да?!
Черные глаза ее возбужденно блестели, пышная грудь, наполовину обнаженная глубоким вырезом, взволнованно вздымалась. На полупрозрачной ткани, обтянувшей тугие полушария словно вторая кожа, четко выделялись четыре, — по два на каждую грудь, — крупных и острых соска, напоминавших маленькие рожки.
По приказу барона, Лену, все также связанную, бросили в какую-то камеру,
Проснулась она от звука отодвигаемого засова. В комнату, судя по звукам, вошло несколько человек, которые, подхватив Лену за руки и за ноги, вынесли ее из камеры. Спустившись по каким-то ступеням, они зашли в очередное помещение, где Лену внезапно бросили в холодную воду. Попаданка уже испугалась, что ее решили утопить, но тут же она ударилась задом о камень и вынырнула, жадно втягивая воздух носом и протестующе мыча сквозь кляп. Все это походило на нелепое дежавю — уже третий раз в этом мире плен начинался с принудительного купания. Чьи-то мозолистые ладони быстро и деловито, заелозили по ее телу, без какого-либо вожделения растирая ее чем-то шершавым. Закончив с мытьем, Лену тщательно вытерли и вновь куда-то понесли. Попаданка мычала сквозь кляп, даже пытаясь кого-то лягнуть связанными ногами. Ее пленители, не обращая внимания на эти потуги, остановились снова и Лена услышала стук открывающейся двери. Ее внесли в очередное помещение и уложили на что-то похожее на широкую доску. Один из пленителей развязал девушке правую руку, но прежде чем Лена успела что-то сделать, ее кисть куда-то протолкнули, послышался негромкий щелчок и ее словно сдавило тисками. Также поступили и с остальными ее конечностями. Началась какая-то суета — слышался металлический и стеклянный звон, недовольные окрики и тяжелое пыхтение, словно таскали что-то тяжелое. Лена дернулась, замычав от боли, когда на ее живот вдруг опустилось нечто металлическое и очень горячее. До ее ноздрей долетел запах жареного мяса и она, наконец, поняла, где она и что происходит. Странные и унизительные манипуляции над ее телом продолжались примерно час — и за это время Лена успела истечь слюной от разливавшихся вокруг аппетитных ароматов. Наконец, стукнула дверь, послышались знакомые голоса и звук отодвигаемых стульев. Кто-то вдруг резко сорвал повязку с глаз попаданки и она, напрягая шею, смогла приподнять голову и оглядеться.
Она находилась в небольшой зале, с высоким потолком и красными занавесями, обрамлявшими узкие окна. На стенах красовались барельефы с уже набившими оскомину сюжетами: сатиры, минотавры, обычные козлы, быки и бараны сливались в непристойных сочетаниях с обнаженными юношами и девушками. Все это обрамляли орнаменты из виноградных лоз. На потолке же была выписана пугающая фигура — рогатый великан с черной шерстью, красными глазами и фиолетовым языком, вываленным из зубастого рта. На вытянутых ладонях с изогнутыми когтистыми пальцами плясали обнаженные фигурки — люди и сатиры. Между ног великана вздымался исполинский фаллос, который обхватили руками и ногами миниатюрные юноша и девушка, сливавшиеся в поцелуе на массивной головке. Между окровавленных рогов плясали языки черного пламени. Лена узнала Эгипана — архонта, повелевающего земным плодородием, ближайшего сподвижника Асмодея.
Сама Лена лежала на широком столе из черного дерева. В него были врезаны стальные скобы, к которым крепились кандалы, сковавшие попаданку. В остальном стол выглядел как обычно, ломясь от всевозможных яств: жареное и печеное мясо, дичь на вертелах, кровяные колбасы и бараньи окорока с чесноком и черносливом. Имелись тут тарелочки с маринованными грибами, тушеные овощи, жареная форель и виноградные улитки, порезанные ломтиками лимоны и апельсины, вазочки с разными соусами. Апофеозом стал зажаренный целиком ягненок, обложенный тушеными перепелками и усыпанный разными специями. Сама Лена также стала частью этого кулинарного изобилия: на ее животе стояло серебряное блюдо, где в густой подливе плавало мелко порубленное мясо. Соски Лены венчали аккуратно разрезанные вишенки, а груди был залиты вязким медом. Его же, судя по ощущениям, залили ей и в промежность, которую Лене тщательно выбрили еще во время «сервировки». Волосы ее были уложены в замысловатую прическу, чтобы они не попали в еду. Вокруг Лены стояли золотые тарелки, лежали вилки и ножи, стояли хрустальные графины с вином