Госпожа попаданка
Шрифт:
Эти гнилые намеки нравились Лене все меньше.
— Разве я не нужна вам? — сказала она, — точнее этому вашему. герцогу?
— Да, Тускулату ты нужна живой, — осклабился Кресцент, — но он ничего не говорил о твоей невинности…да и откуда ей взяться у некрийской шлюхи. Ты и твой приятель станут лакомой приправой для главного блюда — хотя тебе и повезет больше чем ему…просто потому, что ты проживешь дольше. Впрочем, в казематах Тускулата ты, возможно, сама позавидуешь судьбе своего дружка.
Он хищно оскалился, глядя в наполненные тревогой глаза Лены и, наклонившись, впился толстыми губами в ее сосок, больно прикусив его. Струйка вишневого сока, смешанного с кровью, стекала по ребрам
«Ели мясо мужики, пивом запивали…»
— И тогда я говорю ей: «Извини подруга, но с меня хватит рыбы на сегодня».
Мужской хохот грянул столь сильно, что придремавший на своем насесте ястреб-тетеревятник тревожно вскинулся, захлопав крыльями и издав громкий клекот. Кто-то бросил птице кусок мяса и хищник, успокоившись, принялся терзать подачку, бросая настороженные взгляды на гулявшее внизу сборище.
Веселая пирушка шла в трапезной храма Агареса — очередного архонта, первопредка и покровителя баронов Вабарии. Сам герцог-демон обретался здесь же — в виде огромной, на всю стену, фрески: могучий старик, в черных доспехах и шлеме в виде оскаленной пасти какого-то гада. Он восседал на спине огромного крокодила, а на руке его расправлял крылья ястреб-тетеревятник. На других фресках подобные же птицы терзали человеческие трупы, а крокодил Агареса пожирал их целиком, в то время как на заднем плане сходились в жестоких боях огромные армии.
Под отеческим взглядом своего патрона и праздновали сейчас вабарцы за огромным столом, чуть ли ни на всю трапезную. Во главе стола восседал Герхарт Вирклен — сняв шлем и доспехи, баронский наследник оказался симпатичным молодым человеком, с коротко стриженными светлыми волосами. Рядом восседал хозяин здешних мест — статный мужчина, лет пятидесяти, в черной мантии, расшитой серебряными нитями, и небольшой зеленой шапочке, украшенной ястребиными перьями. Фигурка ястреба из черного гагата и нефритовыми бусинами вместо глаз, свисала и с его шеи на серебряной цепочке. Пояс же, охватывавший его талию, представлял собой хватавших друг друга за хвосты медных крокодильчиков, покрытых зеленой патиной. Одельберт, жрец Мертского Храма, считался одним из самых влиятельных феодалов Вабарии, а его Храм, расположившийся в устье впадавшей в Мерту небольшой речушки, — самым богатым в баронстве. Помимо земель самого храма, во владениях Одельберта имелось с пару десятков деревень и несколько зажиточных городков, контролирующих важный отрезок Мертского торгового пути. Именно жрец, когда начались набеги из-за реки, обратился за помощью к барону — и он же заступился за Кэт перед его наследником, когда тот притащил плененную кошкодевку на суд Владыки.
— Если Страж не тронул это создание в собственных владениях, — сказал Эдельберт, — значит, не счел ее врагом или чужаком. А раз он доверился ей — значит, можем и мы.
На этом и порешили — и Кэт, считавшаяся доселе пленницей Герхарта, стала кем-то вроде почетной гостьи. Ей нашли женскую одежку — блузку с корсажем и широкую юбку, чуть выше колен, после чего усадили за стол вместе с остальными. Кэт быстро стала душой компании, подхватывая пьяные здравицы, травя байки и кокетничая с молодыми воинами. Те были уже достаточно пьяны, чтобы не замечать кошачьи уши и глаза Кэт, относясь к ней, как и к любой девушке, попавшей на гулянку вояк.
— Выпей, моя киска, — верзила с рыжими усами и красной
Кэт пригубила — «вабарское пиво», сваренное на меду и каких-то травах, и впрямь оказалось отменным. Она улыбнулась воину, а тот, воодушевившись этим знаком внимания, положил руку на колено девушки. Кэт улыбнулась снова — самой милой своей улыбкой, — и черты ее лица вдруг смазались, оно покрылось черной шерсткой, растопорщились тонкие вибриссы. Кошачья морда неторопливо зевнула, обнажая острые клыки. Незадачливый ухажер испуганно шарахнулся, вскочив из-за стола.
— Ты куда, Орто? — потянул его за рукав собутыльник.
— Да так, — мигом протрезвевший Орто ошеломленно уставился на мило улыбавшуюся ему девушку, — мерещится всякое. Пойду, облегчусь.
Ошалело оглядываясь он, спотыкаясь, выскочил из трапезной. Кэт, рассмеявшись про себя, налегла на пиво, закусывая всем, что попадалось под руку. Благо выбор оказался велик: прямо перед ней стояло блюдо с огромными, красными как кровь, вареными раками. Имелась тут и разная рыба, — вяленая и жареная, — и гусиные яйца, фаршированные щучьей икрой, и запеченная свиная рулька и белые колбаски с горчицей и тушенной капустой и дикая утка фаршированная грушами и яблочный пирог политый чем-то вроде заварного крема с ягодами. Все это запивалось «настоящим вабарским пивом» и каким-то крепким напитком, пахнущим грушей. Кэт не преминула отведать от каждого блюда, воровато оглядываясь — не заметил ли кто ее «шалости»? Но тут встал жрец с очередным тостом и про «неловкость» между Кэт и Орто сразу забыли.
За одним исключением.
Не первый раз Кэт ловила на себе внимательный взгляд одного из воинов, сидевшего напротив. На первый взгляд ничего примечательного — обычный парень, с взлохмаченными рыжевато-каштановыми волосами и серыми глазами, одетый также как и остальные воины. Как и они, он налегал на еду и выпивку, вместе со всеми орал пьяные здравицы и воинственные песни. И все же, что-то неуловимое в его внешности показывало, что он не так прост, как его соратники. В его взглядах, брошенных на Кэт, читался не просто мужской интерес, подогретый выпивкой, но что-то иное… оценивающее или изучающее. После того, как Кэт показала злосчастному Орто свой кошачий лик, что-то дернуло ее оглянуться — и тут же она наткнулась на пристальный взгляд. Встретившись глазами с кошкодевкой, наблюдатель ничуть не смутился, но заговорщицки приложил палец к губам и кивнул на жреца. Кэт нарочито небрежно пожала плечами и перевела взглядна Одельберта.
— Иные могут сказать, — говорил жрец, — стоит ли одержанная победа сегодняшнего празднества? На нас напали, ограбили и убили купцов, находившихся под нашим покровительством, разграбили несколько деревень, сожгли баржи с зерном, убили крестьян на нашем берегу — а мы лишь отогнали прихвостней Кресцента с его рогатым отродьем. Так что мы празднуем, воины Вабарии?
Он сделал многозначительную паузу, обводя торжествующим взглядом недоумевающие лица, потом перевел взгляд на Герхарта. Тот усмехнулся и поднял кубок.
— Праздновать есть что, — ответил наследник барона, — Гарон Роуле, старший сын Кресцента, нашел свою смерть у священной ивы. Его тело не попадет в усыпальницы Роуле, а дух не окажется в Лимбе — вместо этого он будет вечно служить Стражу Мерты, первопредку досточтимого Одельберта. Такая кара ждет тех, кто осмелится поднять руку на наши святыни и так укрепляется сила и слава Вабарии!
Конеч его речи заглушил одобрительный гул, кто-то в восторге застучал по столу, поднимая кубки за сказанное. Кэт охотно присоеденилась к славословиям — она уже поняла, что речь идет о том грубияне, что велел спалить ее вместе с деревом