Гость из будущего. Том 3
Шрифт:
— Это вы про новую фильму? — заинтересовался Высоцкий.
— Почему сразу мелочь? — обиделся Шукшин.
— Потому что серьёзные люди делают серьёзные дела, которые возможны либо в Москве, либо в Ленинграде, либо в Грузинской эСэСэР, — протараторил я.
— Правильно, грузины — очень богатые люди, — поддержала меня одна из спасённых нами женщин.
— Да причём здесь грузины! — распсиховался Василий Макарович.
— Не причём, — отмахнулся я. — Однако основа сюжета и логика киноповествования основывается на мотивации главных героев и героев второго плана! — выкрикнул я. — Не может вор-рецидивист,
— О чем они? — пробормотал Миронов.
— Кино новое сочиняют, — улыбнулся Прыгунов.
— Весь вопрос в том, кто в нём будет играть? — хмыкнул Видов.
— Ну, хорошо! — прорычал Шукшин. — И что ты конкретно предлагаешь без соплей?!
— Предположим так, — прошипел я, уставившись на Финский залив, словно по нему плавают свободные сценарные идеи. — Воровская банда взяла большую заводскую кассу и спасается бегством от сотрудников правоохранительных органов. И главарь банды, понимая, что всем не уйти, решает одного из своих пацанов сдать ментам, того самого нашего невезучего парня. Однако бедолаге удаётся в последний момент ускользнуть от преследователей и запрыгнуть в мимо проходящий товарный состав, который идёт куда-то на Урал. Затем весь больной и раненый главный герой приползает в маленькую деревушку, отстоящую далеко от больших городов, где местные жители его буквально вытаскивают с того света. А потом наш парень, словно родившийся заново человек, осознаёт, что в душе осталось место для чего-то доброго и хорошего, и влюбляется в одну милую селянку.
— Как интересно, — пискнула одна из женщин.
— Очень интересно! — раздражённо буркнул Василий Шукшин.
— И вдруг в один прекрасный день в деревню входят беглые зеки, — продолжил я. — А в деревушке кроме участкового, что проживает в соседнем селе, нет никакой власти. И тогда наш бывший вор-рецидивист поднимается на защиту людей, которые его вылечили и поставили на ноги. Он сам своими силами одного за другим убивает и калечит бандитов, но в финальной схватке с главарём получает смертельное ранение и умирает на руках любимой женщины, как герой. А на финальных титрах тело главного героя хоронит вся деревня под белыми берёзами.
— Хи, хи, хи, — вдруг захныкала одна из женщин. — Жалко вашего парня, — пролепетала она. — А может быть не надо его убивать, пусть живёт счастливо.
— Разберёмся, — прорычал Шукшин. — Ладно, я подумаю. Пошли, а то нас уже заждались.
На следующий день, в среду, во второй половине зарядил унылый моросящий дождь. Многочисленные участники кинофестиваля опять разъехались по разным творческим встречам, поэтому и посёлок, и дача хирурга Углова заметно опустели. Мне удалось выпросить в «Доме творчества» пишущую машинку и, наконец-то уединившись на веранде, приступить к сценарию второй части «Тайн следствия».
Кроме меня в доме остался и Владимир Высоцкий. Его почему-то тоже не приписали ни к одной из десяти творческих бригад. И теперь он бренчал на гитаре, оглашая дом печальными аккордами, и сочинял песню на тему: «Почему аборигены съели Кука?». И если я работал тихо-мирно и никому не мешал, то Владимир Семёнович каждые десять минут спускался из мансарды и повествовал о непростых отношениях между дикими аборигенами и известным мореплавателем специально
— Послушай, Феллини, новый припев написался, — сказал он, заглянув на веранду.
— Издеваешься? — прорычал я.
— Так в последний раз, — улыбнулся детской наивной улыбкой будущий кумир миллионов и, ударив по струнам семиструнной гитары, запел:
Но почему аборигены съели Кука?
За что — неясно, за что — неясно.
Мне представляется совсем простая штука.
Но про неё петь неловко, а напрасно.
— Как? Ха-ха-ха! — загоготал он.
— Вы-соц-кий! — рявкнул я. — Не издевайся, прошу тебя как интеллигентного человека в последний и крайний раз. Какая тебе штука представляется?
— Ясно какая, — захихикал поэт, — «мужской корень женьшень». А что? У аборигенов так заведено. Если ты съел ноги своего врага, то будешь быстро бегать. Проглотишь мозг, начнёшь соображать, как Эйнштейн.
— И если съешь ты хрен без соли и без лука, то будет сильным твёрдым длинным, как у Кука! — пропел я, раздражённо выкрикнув имя прославленного морехода. — Так?! Умоляю, дай поработать!
— Да, работай, кто ж тебе мешает? — пробурчал Высоцкий и, отставив гитару, подошёл к моей пишущей машинке и взглянул на буквы, которые я с большим трудом напечатал одним пальцем. — Не густо, — усмехнулся он, увидев всего три предложения.
«Попишешь тут», — зло подумал я, так как кроме хулиганского музицирования, мысли нет-нет да и возвращались к теме моего отравления. Я даже схему нарисовал: кто, где находился, когда в мой лимонад плеснули приворотного зелья. И около стола находились: сестры Вертинские, Фатеева, Кустинская, Валентина Титова, Люда Марченко и Валя Малявина. Я-то грешным делом сразу подумал на нашу гримёршу Лидию Сергеевну. Однако она сидела около Гены Шпаликова и слушала, как тот поёт. Получалась очень запутанная комбинация. Это только кажется, что тема деревенской магии со своими порчами, сглазами и приворотами — ерундовая. На самом деле в артистической среде, где народ впечатлительный, эмоциональный и суеверный, подобное случается на регулярной основе.
Допустим, смотришь на известного артиста, статного и красивого мужчину, на которого вешаются поклонницы. И вдруг, как по волшебству, рядом с ним оказывается неприметная и порой даже несимпатичная женщина. Однако такое «семейное счастье» бывает горьким и скоротечным, ибо артист начинает пить как не в себя, стремительно теряет здоровье, работу, попадает в разные неприятные передряги и кончает жизнь трагически в течение трёх-пяти лет. Я покосился на Высоцкого и вспомнил, что у него тоже в последние три года жизни появится юная поклонница.
— А здоровскую ты историю вчера Васе Шукшину рассказал, — хохотнул он. — Кстати, он уже и название придумал для фильма — «Один в поле».
— Какой «Один в поле»? — опешил я. — Я вчера просто пошутил.
— Ты пошутил, а он сценарную заявку с самого утра строчит, — пророкотал Владимир Семёнович. — Стрельба, погони, драки, а какие диалоги можно шикарные написать: о жизни, о любви, о перерождении. О том, что у каждого человека всегда есть второй шанс, чтобы свою судьбу переиначить. Эх, я бы сыграл такого отчаянного парня. Надо будет с Васей это дело обмыть и обмозговать, ха-ха.