Готамерон. Часть I
Шрифт:
Маска была обожжена в печи и покрыта белой глазурью. Изображенное на ней лицо выделяли тонкие черты и приплюснутый нос. Прорези для глаз по форме напоминали каплю, плавно сужаясь кверху. Края от разломов предохраняли тонкие металлические полоски с заклепками. Сзади крепились два ремешка с серебряными пряжками. Грог поднял странный предмет и посмотрел на дарителя.
— А если я откажусь? Что ты сделаешь?
— Я и так сделал достаточно, — отрешенным голосом молвил некромант, опуская решетку на место.
Повернувшись, он стал спускаться вниз по тоннелю. Мрак вокруг разом окреп, и Грог перестал видеть
Слушая завывание ветра в штреке, Грог упал на сырой песок и обхватил себя руками. Во что превратилась его жизнь? Друзей убила нежить, у него отняли память, а потом и вовсе превратили в зверя. Утром он был пленником никтов, а теперь стал заложником сумасшедшего старика. Грог не помнил других людей, кроме троицы воинов, пришедших с ним в долину, но почему-то был уверен, что более ненормального человека, чем Бангладор, раньше не встречал. Нащупав рану под сердцем, он крепче стиснул грудь и залился слезами.
— Не плачь, Грог, — раздался во тьме знакомый голос.
— Убирайся из моей головы, сын портовой шлюхи! — завопил он, размозжив маску об прутья решетки.
— Я не Бангладор.
Воцарилось молчание. Слезы высохли сами собой. Грог вскочил, вжавшись в стену. Сердце забилось сильнее, и грудь мгновенно заполнила острая боль. Он не знал, радоваться ему или бояться. Сначала даже показалось, что глас доносится откуда-то из глубин тоннеля. Грог повернулся, тщетно пытаясь увидеть хоть что-то. Не сразу до него дошло, что именно этот голос он стал слышать сразу после ритуала в лагере никтов, только раньше он был слабым и неуловимым, как дыхание весны.
— Кто ты? Ты мне поможешь?
— Да. Успокойся.
Несмотря на мягкость и доброту в голосе было нечто угрожающее. Наверное, поэтому он сперва принял его за речь Бангладора. Последовав совету, Грог стал глубоко дышать, но сердце еще долго колотилось в груди, скользя по лезвию наточенного ребра.
— Он не способен читать мысли на расстоянии, — пояснил неизвестный чародей раньше, чем Грог успел задать вопрос. — Слишком старый… Здесь мы можем говорить свободно.
— О чем?
— О тебе. О пользе, которую ты можешь принести Ниргалу.
— И ты туда же! — застонал Грог, замолотив кулаками по голове.
— Бангладор знает, что его роль в этой истории сыграна, и относится к ритуалам небрежно, ничего тебе не объясняя. Обучив тебя, он лишится бессмертия и станет простым стариком. Вот почему некромант будет тянуть время, пока не решится все это прекратить.
— А потом?
Раздался тяжелый вздох. Грог догадался, что этот вопрос можно был и не задавать.
— У нас два дня, чтобы придумать план побега.
3-й месяц весны, 23 день, Каденциум — I
Новое утро на фермах ничем не отличалось от предыдущего. Незадолго до рассвета по дорогам меж полей потянулись вереницы крестьян. В теплом воздухе над долиной запели птицы. Пастухи погнали стада вдоль опушки, приветствуя знакомых охотников. В лесу заговорили топоры, вонзаясь в строевые деревья. С победой света над тьмой двор хозяйского домена наполнили визг пил, шум голосов и бой молота о наковальню. По велению Нисмасса
Утро действительно казалось обыкновенным, и никто бы не заметил разницы, не будь в домене суетливого крестьянина по имени Джагинс. Гуляя по усадьбе до восхода, он случайно зашел в левое крыло, туда, где располагался кабинет землевладельца, и наткнулся там на барона. Ставни были заперты. Свечи потушены. В покоях не было видно ни зги, тем не менее, Джагинс с легкостью узнал огромную фигуру с лысой макушкой, застывшую в кресле. Землевладелец сидел на своем привычном месте, подперев животом длинный палисандровый стол, и смотрел на золотые башни, составленные из монет, которые он незадолго до этого воздвиг. Заметив в дверях изумленного крестьянина, Орвальд бросил на него печальный взор и, не проронив ни слова, принялся выстраивать новую башню.
— Ваша милость, — протянул мажордом, теребя золоченую цепочку на жилетке. — Так странно. Клянусь, я бы ни за что не вошел без стука, если бы знал…
— Что тебя удивляет? — послышался из темноты суровый голос.
— Ничего… — пробормотал Джагинс и, хорошенько все взвесив, добавил: — Просто вы еще ни разу не просыпались так рано.
Орвальд не ответил, продолжая класть одну монету поверх другой, пока башня не начала раскачиваться. Джагинс стоял во мраке словно статуя и, затаив дыхание, наблюдал за строительством. Орвальду его пристальный взгляд быстро надоел.
— У тебя ко мне какое-то дело?
— Нет, ваша милость. Я просто гулял по дому, поверял все ли чисто…
— Так проверяй! Только мне не мешай. И закрой дверь.
Он жестом отослал служку прочь. Джагинс и впрямь закрыл дверь, но кабинет не оставил. Вместо этого крестьянин начал зачем-то осматривать шкафы и полки. Потом достал из кармана тряпку и стал протирать фамильный щит, висевший на стене. Орвальд все это время пристально за ним наблюдал, барабаня толстыми пальцами по столешнице. Потом не выдержал и спросил:
— Что ты делаешь?
Джагинс застыл с тряпкой в поднятой руке, повернулся и робко произнес:
— Проверяю, все ли чисто.
— Я что тебе велел сделать?
— Закрыть дверь и не мешать вам, ваша милость.
— Правильно, болван.
— Так я могу идти?
— Пошел вон! — не выдержал он, воплем прогнав тугодума. — И чтоб меня никто не беспокоил!
Джагинс растворился во тьме, хлопнув дверью. Орвальд весь задрожал, собираясь разозлиться, но понял, что сил не хватает даже на это. Восемь ночей подряд его мучила бессонница. Он принимал мыльные травы, пил лечебные зелья и настойки из лайдора, даже посылал за снадобьем к лесной ведьме. Бесполезно. Полана — его жена — не давала ему покоя ни днем, ни ночью. Высказать ему все в лицо или закатить истерику она не могла. Лендлорд был полноправным властелином не только в своих землях, но и в кругу семьи. Однако этого и не требовалось. Достаточно было женщине просто встать рядом и осуждающе на него посмотреть или сесть неподалеку и тихо заплакать, игнорируя просьбы уйти. Силой выгонять супругу он не хотел. Держать ее под замком в спальне было стыдно. Ежедневно отсылать убитую горем женщину в город — накладно.