Готамерон. Часть I

Рид Элисон

Фергус остановился, но взгляда не отвел.

— Пусть объяснит! — потребовал он, ткнув пальцем в ее сторону. — Давай! Объясни, подруга, что случилось вчера ночью в порту. Ты пыталась убить сержанта ополчения?

— Этот твой сержант едва не убил Ахмада.

— Потому что не дурак. Румбольд всегда носит с собой свитки с заклинаниями.

Арманд недовольно покачал головой, вкратце напомнив, с кем тот разговаривает, но Фергуса и этим было не пронять. До тех пор, пока вор не уговорил гостя сесть, Кассия хранила молчание. Ей было неприятно, когда кто-то повышал на нее голос, особенно в стенах поддворья.

— Да, Фергус.

Что тебя удивляет? Мы, кажется, решили, что он представляет угрозу для нас, — холодно отозвалась она, окончательно совладав с собой. — Необходимо от него избавиться.

— До тех пор, пока я с ним не поговорю! Только после этого!

— Вы поговорили.

— Опять шпионила за мной? — вновь вспылил здоровяк, сжимая мозолистые кулаки. — Когда-нибудь доберусь до этой проклятой тарелки!

— О чем ты? Я не шпионю за друзьями, — отозвалась Кассия, бросив мимолетный взгляд на Арманда. — Все с самого начала было предельно ясно. Румбольд кормит рыб — я играю на мандолине. В чем причина твоего гнева? Тебе жизнь грязного батрака дороже моей?

— Румбольд не собирался вас выдавать. Так и знай! Золото ему не нужно и повышение тоже. Возможно, когда-нибудь вам и придется его убить, но только не за то, что он доносчик.

— Допустим, — спокойно отозвался Арманд. — Что теперь предлагаешь? Просто забыть о нем?

Фергус встал с кресла и повернулся к ним боком, тем самым дав понять, что собирается уходить. Ей такая поспешность не понравилась. Вломился, точно бандит какой-то, стал кричать, хамить. Даже не обнял ее! Так с любящими девушками себя не ведут.

— Ваше счастье, что Румбольд не держит зла, но теперь, чтобы это не повторилось, он отдал на хранение доверенному лицу какой-то документ, касающийся вас. В случае его смерти, Вульфгард получит необходимые улики.

— Чего же он теперь хочет?

— Встретиться с тобой.

Взгляд ополченца устремился на нее. Кассия вжалась в спинку трона, хоть ей и не подобало выказывать страха. Арманд недовольно покачал головой и стал задумчиво теребить подбородок.

— Со мной лично? А он что, меня знает?

— С главой поддворья.

— Обойдется! — не сразу вымолвила она, пытаясь представить, какую выгоду этому чудаковатому ополченцу может принести их встреча.

— Он объяснил тебе, зачем? — спросил Арманд, сосредоточенно покручивая загнутый ус.

— Пока нет. После того как ваш кочевник пытался его зарубить, он не слишком-то мне доверяет, и я его прекрасно понимаю.

— Ахмад не кочевник. Он алмер, — тактично пояснил златовласый вор, хоть в том и не было нужды.

— Плевать! — огрызнулся Фергус. — Не вздумайте больше подсылать к нему убийц! Ни кочевников, ни алмеров, ни наших живорезов. Вообще никого!

С этими словами кряжистый ополченец зашагал к двери.

— Где сейчас этот кавалер? — спросил Арманд, готовясь следовать за ним.

— Ждет у входа в гостиницу. Мы идем на совещание в ратушу.

— В ратушу? И ты спустился в поддворье при нем! — чуть не сорвалась на визг она, ударив кулачком по подлокотнику.

Кубок звонко заскакал по полу, укатившись под стол. Фергус проследил за его падением, а затем с укором посмотрел на нее.

— Смирись, Кассия. Он и так все знает. Больше не рискуй понапрасну. Не хочу, чтобы тебя повесили. Неужели не видишь, что грубой силой эту проблему не решить.

— Поддворье мой дом, и я буду защищать

его, — коротко возразила она. — Пока этот мерзавец не скажет, что ему от нас нужно, мы так и будем ходить по кругу.

— Я это выясню. Сегодня же.

Фергус вышел, закрыв за собой дверь. Воцарилось молчание. Арманд поднял кубок и поставил его на стол. Глядя на него, Кассия заметила, что вор с сожалением качает головой.

— Сейчас мне как никогда нужен твой совет, — шепотом произнесла она, дотронувшись до талисмана на шее. — Зачем ему эта встреча? По-твоему, он хочет убить меня? Обезглавить поддворье?

— Нам не следовало торопиться с вынесением приговора, да и Румбольд оказался не так прост, как я думал. Мы совершили ошибку, подослав к нему Ахмада.

— Я совершила, — нашла в себе силы признаться Кассия, почувствовав неприятную резь в животе. — Что же нам теперь делать?

Молчание затянулось. Кассия пристально на него смотрела, царапая ноготками подлокотники трона. Арманд долго хмурился, покручивая ус, и наконец произнес:

— Сделаем то, что собирались. Поднимем паруса и поплывем по ветру. Теперь Румбольд капитан этого корабля. Стоит ему сказать слово, и мы все пойдем на дно.

ГЛАВА V. НА ВСЕ ВОЛЯ БОЖЬЯ

Если бы Грогу сказали, что он проведет четыре дня своей жизни на цепи у столба, на сыром мясе и воде, он бы рассмеялся, а затем сломал бы шутнику нос. К сожалению, это была не шутка, а он больше не мог ломать носы, потому что у него не было кулаков. Думая об этом, Грог сидел на цепи возле упомянутого столба и грыз кость. Последнее время витиеватые рассуждения давались ему все тяжелее. Трудно было даже думать. Память была сродни глиняному кувшину с расколотым дном, от содержимого в котором на стенках остались лишь капли влаги. Он провел в шкуре гримлака чуть больше недели, но и этого хватило, чтобы упроститься до крайности. Порой ему даже казалось, что он родился животным, но мечтал стать человеком так сильно, что начала выдумывать себе прошлое.

Мимо, переваливаясь, утиной походкой прошел лагерный повар в окровавленном фартуке. Бледный как смерть, со складчатым лицом, косматый громила тащил начищенный песком каменный котел. Почесавшись, Грог проводил взглядом кормильца, которого воины звали Ру-Док. Может он и не отличался красотой, как, впрочем, и большинство никтов, но готовить умел. Бледные зверолюди ели много и часто, поэтому зубастый добряк постоянно что-то варил, жарил и коптил. Объедки обычно скармливали волкам, но самые лакомые куски Ру-Док неизменно относил ему. Началось это четыре дня назад, после того как он прикончил Рваное ухо, которого теперь впору было называть «Рваной глоткой». С жизнью вожак распрощался во время очередного нападения, но уже не в яме, а на поляне, где никты снимали с них деревянные намордники. Рваное ухо и еще два гримлака его недооценили, опрометчиво рассудив, что он испугается сразу троих. Вот только он был далек от испуга, вцепившись в горло вожаку раньше, чем тот успел раскрыть пасть. Его сильно подрали и чуть не оторвали заднюю лапу, но в той схватке он себя показал. С тех пор сторожа не пускали его в яму, да и на поляну выводили последним, ближе к вечеру. Жить стало проще, повар стал кормить лучше, палок стало меньше. Это была своего рода награда. Никты были охотниками-воинами и уважали сильных, неважно кто ты — другой никт, человек или животное.