Готамерон. Часть I
Шрифт:
— Ваша честь! Господа! Вы ищите то, что давно у вас перед глазами, — наконец взял он слово. — Это может означать только одно. Война с алмерми проиграна. Судя по тому, что с материка до сих пор не пришли известия, бои за пустыню все еще идут. — Вульфгард поднялся из-за стола, взял карту и развернул так, чтобы все видели, куда он показывает. — При всем моем уважении, но и карты вы читаете, как малые дети. Глядите. Никты посылают галеры в обход островов с одной единственной целью — ищут место для высадки. Вот несколько пометок, где чаще появлялись их суда. Видите? Это побережье близ Аркфорда. Там есть большой порт, но нет боевого
В холле повисло молчание. Спорить с бывшим солдатом никто не решился.
— Что же нам делать? — как-то жалко пискнул судья, теребя пальцами вязаный шнурок от колпака.
Мариус долго молчал, глядя на карту, а затем обратился к нему с необычайной твердостью в голосе:
— Не знаю, ждать ли нам нападения, но сидеть и дальше ворон кормить я не собираюсь. Капитан, похоже, ваша мечта сбылась. — Губернатор сделал паузу и, собравшись с мыслями, произнес: — Я разрешаю вам увеличить гарнизон Готфорда вдвое. Соберите все оружие, какое найдете у себя в казармах и приведите его в порядок. Я распоряжусь, чтобы вам выделили средства и закажу новую броню. Еще наймите охотников. Пусть обучат ваших арбалетчиков стрельбе из лука.
— Будет сделано, ваша милость, — кивнул Вульфгард, и впервые не испытал радости от здравого решения губернатора.
Поклонившись, он развернулся и зашагал к дверям, но внезапный трусливый шепоток Мариуса заставил его поворотиться:
— Заклинаю, капитан, не шумите. Набирайте людей постепенно. Стрельбища организуйте подальше от стен. Паника в городе нам ни к чему.
Вульфгард кивнул, и зашагал быстрее прежнего, сжимая кулаки. Богачи как всегда наложили в штаны, причем, как это у них водится, в самый последний момент. То, что навоз из шелковых брэ придется выгребать ему и его парням, кажется, никого не заботило. Нет, не будет он теперь осторожничать. Спустя два десятилетия Мариус все-таки понял, что городу нужная армия и готов был раскошелиться. Что ж, армию он получит. С такими полномочиями и при всем рвении, Готфорд у него через неделю превратится в одну большую казарму.
3-й месяц весны, 24 день, Тридвор — II
Сквозь мрак Шанти ощутил прикосновение. Чьи-то холодные пальцы вцепились в руку. Первое, что пришло в голову — мертвецы. Сдавленно вскрикнув, он открыл глаза. Над головой чернел свод пещеры. Повсюду была тьма, лишь где-то в стороне горел светильник. Повернув голову, он столкнулся с бледным лицом Анабель. Карие глаза девушки в тусклом свете напоминали кусочки угля.
— Ты чего орешь? — грубо спросила та.
«Как всегда сама любезность», — подумал Шанти. В последний раз, когда он уснул, крестьянка лежала, словно труп, и едва дышала. Сейчас, вроде, была в порядке, не считая распухшей щеки.
— Ты куда меня приволок, и чего разлегся рядом? — вновь раздался недовольный голос.
Шанти немедленно уселся на лежанку рядом и вкратце все объяснил. Анабель внимательно слушала и постепенно менялась в лице.
— Я думал, ты умерла. Думал, ты не
— Хватит думать. Я уже в порядке, — смягчилась она, в знак признательности, потрепав его по копне рыжих волос. — Спасибо, Шанти. Я это нескоро забуду.
Рука случайно скользнула по носу. Шанти вздрогнул, схватившись за лицо. Анабель сконфуженно улыбнулась.
— Зря я тебя ударила. Ты ведь хотел помочь.
— Пустяки.
Приглушенный шорох травы заставил ее осмотреться. Кроме двух стеллажей, набитых ингредиентами, стопок книг и длинного алхимического стола, здесь не было ничего ценного. В стороне стояли две простые кровати. Пара деревянных кресел, стол, стойка для посуды и сундук для одежды. Неподалеку чадила жаровня, дым из которой поднимался кверху, ручейком струившись по потолку в сторону выхода. Все это было заключено в каменный мешок, состоявший из двух пещер — большой, той, в которой они находились, и поменьше — той, что была у входа, где хранились припасы.
— Узнаю берлогу Мореллы. Давно здесь не была. Но где ж сама хозяйка?
— Они с дочерью ушли провожать какого-то прислушника.
Анабель без труда встала и принялась разминать конечности. Как и предсказывала Морелла, после долгого сна девушка была абсолютно здорова. Сейчас она стояла напротив с лицом полным веснушек и двумя грязными косичками. Взгляд ее был прикован к нему. Крестьянка вновь уселась рядом и дотронулась до его лица.
— А что у тебя с носом? Он красный, как клещ. Я, что же, тебя так сильно…
— Нет. Это подарок еще одного друга.
Нос действительно был не в порядке. Шанти объяснил, что утром он успел сбегать в город к отцу Павла. Назад они вернулись на телеге в компании двух подмастерьев, один из которых в итоге и помял ему нос. Крепыша звали Тормунд, и он тоже был дружен с Павлом. После того как тело погрузили на повозку, смуглый южанин попрощался с ним по-свойски, напоследок предупредив, чтобы он держался от сына мастера подальше.
— Мда, — заключила девушка, внимательно выслушав историю. — Но ты тоже хорош. Додумался взять с собой такого доходягу.
— Павел нам жизнь спас. Если бы не огненный вихрь, который он пустил в мертвеца, восстало бы все кладбище. Надеюсь, с ним все будет в порядке. Отец и Морелла его осмотрели. Сказали, раз он еще жив, то шансы у него есть.
— А у нас? — спросила Анабель, искоса поглядев на него.
— Что ты имеешь в виду?
— Барон знает о том, что произошло? Кто-нибудь знает, что мы там были?
— Сомневаюсь. Иначе нас бы давно нашли. Это везенье, не иначе. Все добро осталось в крипте. Тело тоже. Вход мы успели закрыть перед уходом. Доказательств нет.
— Да уж, везенье, — скрипучим голосом протянула крестьянка. — Этот «тело» еще вчера было моим другом, Шанти. Мы потеряли Оливера навсегда.
— Он был и моим другом, — поправил Шанти и, воспользовавшись моментом, бережно взял ее за руку. — Все равно нам повезло. Мы живы. Ты и я. Не знаю, в какие игры играют боги, но это, быть может, что-то и значит.
— Размечтался!
Анабель выпрямилась и скрестила руки на груди. Шанти ждал, что она расплачется, но в глазах ее была лишь пепельная грусть. Может оно и к лучшему. Окажись на месте крестьянки любая другая девица, он бы сутки напролет слушал ее тоскливый вой и жалобы на жестокую судьбу.