Грезы о любви
Шрифт:
И Лидэль перестал каждый день наведываться в лечебницу, посвятив все свое время исключительно себе. К примеру, вновь переключился на милую Шаэль Виранэ. Она уже простила ему давнишнюю «оговорку» Лоренса и с радостью утешила «несчастного» принца.
Нейлин опять перевернулся на спину, чувствуя, что сон к нему сегодня упорно не хочет идти. В голову лезли неприятные мысли об орках, вспоминался рассказ генерала. Его Нейлин очень уважал, но не мог поверить, что светлого эльфа могли сломить какие-то дикари. Наверное, этому есть какое-то другое
Нейлин подгреб поближе вторую подушку и обнял ее. Как бы не старался он думать о серьезных вещах, ночью мысли невольно возвращались к ней. Орки были забыты, и Нейлин мечтательно прикрыл глаза, представляя Линэль. Она так прекрасна! В его снах она всегда улыбалась и смотрела с неподдельной заботой.
Сам не заметив как, он уснул, убаюканный мерным тиканьем часов и трескотом насекомых за окном. Снилась ему прекрасная принцесса.
— Вы многое знаете, — вздохнула Эстель, опираясь о дверной косяк.
— Опыт приходит с годами, — с непоколебимым спокойствием произнес Ниранэ. Это был светловолосый голубоглазый эльф, как и все представители их народа, юный и прекрасный. Но в нем, как и в отце Эстель, чувствовался тот самый опыт. Годы отражались в голубых глазах королевского целителя.
— Заходи, садись, сегодня ты уже набегалась.
Эстель послушно закрыла дверь и присела на единственный в комнате не занятый табурет. Сам целитель продолжал стоять у стола и раскладывать свои рукописи.
— Вы поразительно спокойны: и с больными, и с другими посетителями.
— Мы, целители, видим неприглядную сторону жизни. Она есть даже у нашего благословенного Светом народа. Со временем привыкаешь. Тем более, — целитель провернулся к Эстель, — мой путь начинался в смутное время.
— Когда?
— Я был помощником целителя, когда в королевском дворце рос единственный сын короля, принц Линэлион. Он, как и его отец, отличался крутым нравом, да и в столице в те времена было неспокойно. Всем было страшно, король лютовал, боялся предателей. Тогда на западе зрела война. Она потом все же началась… Война Света. Но и у нас в Лесу было неспокойно, да. Помню, как изгнали лорда Феланэ, мужа Алитеры Феланэ и, кстати, вашего прадеда, если не ошибаюсь, леди Эстель. Он ведь был отцом вашей бабушки, Алинэи. Хороший был эльф… Так вот, даже Феланэ тогда оказались затронуты… Потом принц Линэлион стал королем — страхи его отца сбылись, и он умер от рук предателя, — и женился.
— Велитэль Ниранэ ведь была вашей родственнице?
— Троюродной сестрой, наши деды были братьями. Потом наш с ней кузен возглавил род Ниранэ, а мы так и остались боковыми ветвями. — Целитель расчистил один из табуретов и опустился напротив Эстель. — Я тогда уже самостоятельно практиковал. Меня пригласили во дворец.
— Вы очень хороший целитель.
— Я умел держать язык за зубами. Как, кстати, и твой отец. Это спасло ему жизнь, когда его брат едва отправился на плаху. Король Линэлион не хотел повторить судьбу отца, да и… С тех пор я являюсь личным целителем королевской семьи и помогаю в лечебнице Листерэля.
— Это было так давно.
— Такой прелестной юной
Эстель сидела в простом коричневом платье — форма для всех в лечебнице — и заворожено слушала старшего эльфа. Усталость, накопившаяся за день, отступала, когда она представляла картины прошлого.
— Самое прекрасное в нашем призвании — это дарить жизнь другим. Помню, как принимал все роды королевы Велитэль. Она особенно любила последнего своего ребенка, носила его с такой надеждой, думала, что будет девочка… Она так и не оправилась после смерти принцессы Элиэн… А в итоге вместо второй дочери у нее родился сын… и стал достойным королем. А потом я помогал появиться в наш мир уже его детям. Правда, не всем, — с горечью добавил Ниранэ.
— Но почему? — после столь трепетного рассказа сложно было представить, что могло заставить королевского целителя остаться в стороне.
— Королева Илинера… избавилась от бремени слишком рано. Я не ожидал… В лечебнице не хватало рук, и она меня отпустила… До сих пор не могу простить себе этого… За мной, конечно, послали, но когда я прибыл, королева уже была мертва… Великая потеря… и слишком неожиданная. Кронпринц едва выжил, я несколько месяцев выхаживал его, — в голосе целителя звучала неподдельная боль, которая сменилась проблеском тепла: — И это небывало чувство надежды, когда ты спасаешь кого-то, вытягиваешь его из объятий смерти. Тогда мир вокруг становится светлее.
Эстель с воодушевлением смотрела на наставника. Ей не нужны были слова, чтобы понять его. На мгновение она представила каково это — сражаться за чью-то жизнь и победить там, где, казалось, невозможно не проиграть.
Несмотря на огромный размер королевского дворца, зачастую его не хватало, чтобы разойтись двум принцам, что уж говорить об узком коридоре к кабинету отца.
— Ваше высочество не видит, куда идет?
— Напротив, прекрасно видит, что препятствий никаких нет.
— Слепота — не порок, и с ней эльфы живут.
— Не поспорю, есть эльфы, которые и с пустой головой как-то живут. Не подскажешь, как?
— Вопрос не ко мне.
— Чувствую, закончились остроумные ответы.
— Зато у тебя язык хорошо подвешен. Жаль, не спасает от папиного гнева. Идешь получать ежевечернюю порцию отцовского недовольства?
— А ты бежишь плакаться маме в юбку? Тоже традиция, кстати.
— Не смей оскорблять мою мать.
— Она сама с этим прекрасно справляется.
— Ты просто завидуешь! — в ярости прошипел Лидэль: ему хотелось кричать, но здравый смысл и инстинкт самосохранения не позволяли делать это под дверьми отцовского кабинета. — Ты ведь сирота, а мы с Линэль и Ловэль с семьей! Тебя даже отец не любит! Он портреты твоей матери сжег, только чтоб не видеть ее лица!
— Заткнись! — рявкнул Лоренс, хватая брата за грудки. Тот был на полголовы ниже, да и в плечах чуть поуже — все же на три весны младше, — поэтому перевес в драке был на стороне кронпринца.