Грезы о любви
Шрифт:
— Ты знала?
— Что моя сестра ни секунды не любила своего мужа? Да. Она любила Нареля, но если бы я не видела их собственными глазами, я бы и в это не поверила. Алеста, она очень похожа на маму. Та… Ты ведь знаешь ту историю?
— Как твоего деда, лорда Феланэ, мужа Алитеры и отца Алинэи, еще до войны Света изгнали из Рассветного Леса.
— Да. Он тогда перешел дорогу кронпринцу Линэлиону — тот тогда еще не был королем, — его подставили, обвинив в предательстве короны, и изгнали. После этого род Феланэ переживал не лучшие времена. Алитера была воительницей, а не домоседкой, да и о репутации не заботилась, а вот ее дочь — наша мать —
— Это я уже помню. Потом все же леди Алинэя Феланэ нашла себе мужа, эльфа простого, но честного. Он любил ее очень сильно.
— Да, но мама все равно не оставляла идеи вознесения собственной семьи. У нее родилась сначала Алеста, потом и Астера. Но большие надежды она всегда возлагала на старшую дочь. Алеста была красива и воспитана, а Астера вечно норовила сбежать на границу воевать с орками, кочевниками, да хоть с демонами! — Авелис невидящим взглядом обвела комнату. — Маме как-то удалось помириться с королем Линэлионом и даже сосватать Алесту кронпринцу. А потом все сломалось, началась война, мама вскоре умерла — она так долго прожила, более тысячи лет, — не пережила разочарования. Она так долго к этому шла, и Алеста… она очень похожа на маму, ею также правит эта идея стать королевой.
— Она ею стала.
— Только вот теперь платит за это цену… Она хорошая, старается соответствовать титулу королевы.
Генерал по-свойски ухмыльнулся.
— Я помню королеву Илинеру — она была с душой воина, — только такая эльфийка могла поднять Рассветный Лес в войну. И боюсь, его величеству не нужна королева. Поверь, Авелис, я знаю Лестера, он вырос на моих глазах, а теперь я преклоняю перед ним колени и делаю это вполне заслуженно — он лучший король, чем его отец. Его никогда не волновали внешние атрибуты.
— Тогда им с Алестой должно быть тяжело вместе.
— Не печалься, твоя сестра сама выбрала свою судьбу, — мудро заметил генерал и перевел тему, чтобы не расстраивать больше жену: — Я закончил все дела в столице, когда ты планируешь отъезд?
— Ох, да, я же не спросила, как прошла аудиенция у короля!
— Неплохо. Мы с королем и кронпринцем обсудили план обороны на ближайшие месяцы. Его величество, как и мы, был обеспокоен этим странным пламенем, что призывают северные орки, и собирается пригласить лорда Вирена Альрэнэ, чтобы он со своими магами изучил его.
— Чувствую тревогу в твоем голосе. — Авелис еще крепче прижалась к мужу. Тот лишь молча поцеловал ее в лоб, не в силах успокоить — ведь он сам не верил в счастливый исход.
Лоренс с самого рождения привык быть первым, лучшим — кронпринц, на чьи плечи в будущем ляжет ответственность за целое королевство. Это одновременно давило на юного эльфа и вызывало чувство гордости. Он с самого детства старался быть лучшим, делать все, что только возможно и невозможно, чтобы оправдать доверие народа и отца. И, как он честно себе признавался, он достиг этого. Пусть отец каждый раз чем-то бывает недоволен, Лоренс-то знал, что он прав. А еще он совершенно не понимал, как, будучи королем, отец может презирать свой титул, свою власть. Она претила ему, и Лоренс легко мог прочесть в его глазах, что он променял бы корону на спокойную жизнь. Это всегда удивляло кронпринца:
Единственным эльфом, перед которым Лоренс сам преклонял колени, был отец, но существовал в Рассветном Лесу еще кое-кто, перед кем кланялись все — даже кронпринц, — но кого он люто ненавидел. Алеста. Королева.
Их ненависть — а она была взаимна — появилась едва ли не с рождения Лоренса. Отец женился вторично, когда он еще не встретил первую свою весну. Он был совсем маленьким и не помнил того времени, когда Алесты не было, поэтому для него она сначала была… В общем, он назвал ее мамой. Это было его первое слово.
Она отвесила ему звонкую пощечину.
— Твоя мать умерла. Она выбрала смерть, а не собственного сына.
Тогда он в первый и последний раз заплакал. Она смотрела с презрением и с ненавистью. Она уже носила под сердцем своих детей.
Отец узнал о ссоре, но, выслушав рассказ Алесты, встал на ее сторону. С тех пор Лоренс ее ненавидел. А она продолжила его бить — не физически. Она настраивала против него Лидэль и Линэль: он знал, что каждое злое слово, срывающееся с их языка, принадлежит ей.
Когда Лоренс стал старше, он как-то раз попробовал пожаловаться отцу. На мачеху, естественно. Таким злым он его никогда не видел. В итоге Лоренсу пришлось извиняться и перед отцом, и — что было больнее и обиднее всего — перед мачехой. Этот бой Алеста выиграла. Отец всегда считался с ее мнением, в его глазах она была хранительницей очага. Только вот Лоренс знал, что она насквозь фальшивая, как актриса из плохого человеческого театра. Она не любила отца, ненавидела самого Лоренса. Она даже своих детей не любила: Ловэль по ее мнению был слишком слаб, Линэль — всего лишь женщина, а вот Лидэль… Лидэль в ее глазах был ее наследником, гордостью семьи. Для Лоренса был не секрет, что для Алесты — он враг ее сына, ведь он занимает его место. Если бы не Лоренс и его мать, она была бы абсолютно счастлива.
Жаль, что этого никто не видел, но он давно смирился с несправедливостью мира — еще с первой пощечины. Так они и жили: на публике — перед подданными и отцом — разыгрывали любящую мачеху и пасынка, а наедине — прожигали друг друга ненавидящими взглядами.
В глубине души Лоренс завидовал — им всем. Алеста была любима и уважаема его отцом, король ценил свою королеву — он это видел, — а у Лидэля, Линэль и Ловэля была мать. Мать, которая их все же любила, которая заботилась о них, защищала от гнева отца. Лоренс никогда бы в жизни не признался бы в этих чувствах даже самому себе — его пожирали зависть вперемешку с болью. У него не было… матери. Его маму забыли, отец запретил говорить о ней, еще в детстве дав понять Лоренсу, что даже у него нет права спрашивать.
— Я не буду ее обсуждать. Алеста позаботится о тебе ничуть не хуже, чем это сделала бы Илинера. И больше чтобы я не слышал от тебя этих вопросов.
Это была вторая в жизни Лоренса пощечина — теперь исключительно нематериальная. Больше он никогда вслух не вспоминал маму. Гнев короля был велик, и подданные не осмеливались нарушить приказ: не сплетничали, не обсуждали, даже портреты унесли. Он не знал, как выглядела его мама. Когда он был еще маленьким, то часто лежал ночью и смотрел в небо, представляя ее. Но это было сложно, он ведь ничего о ней не знал. Лишь глаза у нее были темно-зеленые. Как у него.