Гувернантка из Лидброк-Гроув
Шрифт:
– Фанни, не нужно переодеваться, ваши новые платья имеют вполне приличный вид для встречи с гостем, - успокаивающе сказала она и обратилась к горничным: - Мод, Кэт, поправьте прически моей дочери и мисс Линн.
Горничные с исполнительностью солдат, привыкших беспрекословно выполнять приказ своего генерала, не теряющего присутствия духа даже перед лицом превосходящего его противника, тут же наскоро причесали нас, и через пару минут в классную комнату вошел сэр Джордж в сопровождении высокого молодого джентльмена.
– Вот они, наши птички, Дориан, - добродушно произнес лорд Лэндон, поворачиваясь к своему спутнику. – Они щебечут с утра до ночи, доставляя мне и Амелии безграничную радость своим присутствием.
Но на этот раз даже Фанни промолчала, словно у нее от смущения язык прилип к гортани, и мы только
– Эти девочки прелестны, сэр Джордж, - раздался низкий, чрезвычайно приятный бархатный голос. – Со временем они станут украшением любой лондонской гостиной. А с моей маленькой кузиной я давно желал встретиться.
Фанни вспыхнула от радости при этих словах. Ободрившись высказанным поощрением к дальнейшему общению, она оживилась и засыпала Дориана градом вопросов. Он охотно отвечал ей, выражая видимое удовольствие от разговора, а я принялась внимательно рассматривать его. Изящно скроенный сюртук, светлый жилет и плотно прилегающие к ногам панталоны явно шились дорогим столичным портным; плотно прилегающий шейный платок из черного атласа, завязанный спереди бантом в стиле «Король Георг» выдавал умение молодого баронета носить модные вещи. Но внешность родственника Фанни оказалась более примечательной, чем его наряд, что нечасто бывает даже в высшем обществе. Было в его внешности некое несоответствие между худым аскетическим лицом, обрамленным коротко подстриженными темными волосами, и большим с легкой горбинкой носом, тонким, чувственным, с изящным вырезом ноздрей. Мой дядюшка Джонатан Уилсон не одобрил бы его поджарую фигуру, но в моих глазах она имела то достоинство, что хорошо подобранная по цвету одежда идеально сидела на нем. Черты лица баронет Дориан Эндервилль имел резкие, как любили выражаться поэты нашего времени - ястребиные. Я успела заметить, что при входе в классную комнату выражение лица нашего гостя было серьезным и печальным до торжественной строгости, словно некие посторонние мысли не давали ему покоя, но при первом же взгляде на Фанни оно озарилось такой светлой, согревающей сердце улыбкой, что у меня захватило дух.
Дориан своими сердечными словами быстро восстановил былую дружбу с Фанни, которая несколько поблекла от долгой разлуки. Меня он тоже не обделил вниманием, и, повернувшись ко мне, мягко сказал:
– Рад познакомиться с вами, мисс Линн. Я приятно удивлен тем, какие успехи сделала в учебе Фанни с вашей помощью. Сэр Джордж и леди Амелия ничуть не преувеличивали, когда хвалили ваш ум и такт. Никогда не думал, что из моей кузины-сорванца получится такая благовоспитанная юная леди.
При прямом обращении Дориана ко мне меня будто бы обдало теплой волной, чего со мной еще никогда не бывало при разговоре с посторонним человеком. Я снова присела в поклоне перед ним, и пробормотала:
– Благодарю вас за добрые слова, сэр!
Охватившее меня непонятное смущение не оставило меня даже за обедом. Я почти не притронулась к своему любимому рагу из кролика и только прислушивалась к разговору за столом. Речь шла не много не мало – о бале через два года, который родители Фанни намеревались дать в честь ее шестнадцатилетия.
– Я обязательно буду на нем, - твердо пообещал своим родственникам молодой баронет, вытирая в последний раз губы салфеткой. – И приглашу Фанни на первый танец.
– О, Дориан, это будет для меня лучшим подарком ко дню рождения, - зарделась Фанни. Еще больше она обрадовалась, когда ее родителям удалось уговорить молодого баронета переехать к ним из гостиницы на то время, что он будет в Лондоне, улаживая свои дела.
Я провела несколько дней под одной крышей с Дорианом и поняла, почему моя подруга Фанни считает его «лучшим джентльменом на свете». Его доброта и внимание к нам, еще неоперившимся школьницам со стороны казались просто невероятными и навеки завоевали мое молчаливое признание. Старший брат Фанни тоже был весьма привлекательным молодым человеком, однако ни разу мое сердце не забилось сильнее в его присутствии, в то время как в обществе молодого баронета Эндервилля я скоро начала испытывать чувство абсолютного счастья, совсем как в раннем детстве, когда были живы мои родители. Его такт способствовал тому, что я очень быстро освоилась с его обществом и могла с легкостью говорить с ним на любые приличные для
У церкви Сент-Мэри подруга лежит.
С ней рядом несчастный любовник.
Над нею белая роза цветет,
Над ним - ароматный шиповник.
Кусты разрослись и ветвями сплелись,
И в мае цветут они оба.
И шепчут они, что лежат в их тени
Два друга, любивших до гроба.(1)
Дориан, не двигаясь, слушал балладу, поддавшись вперед. Он как истинный меломан весь обратился в слух и зрение, при этом его блестящие глаза выдавали глубокое волнение. Когда я закончила петь, он с признательностью сказал:
– Мисс Линн, дорогая Эмма, вы спели балладу о Дугласах лучше известных мне оперных певиц. Это потому что вы пели с душой, на которую живо отозвался мой жаждущий совершенства дух!
Мне показалось, это был лучший комплимент, который я когда-либо получала за всю свою жизнь, и я испытала безграничную радость оттого, что я доставила удовольствие Дориану Эндервиллю.
Мое исполнение вдохновило его на рисунок с темой трагедии Дугласов, Весьма красочно Дориан изобразил темную ночь и погоню за влюбленными отца девицы и ее семерых братьев. Также он нарисовал меня и Фанни возле камина, наблюдая за нами в течение многих часов зорким глазом художника. Я поразилась тому, насколько мы получились у Дориана ангелоподобными существами, поскольку всегда считала себя и мою подругу самыми обычными девочками. Но молодой баронет Эндервилль видел нас иначе, в более возвышенном свете, и я снова ощутила в нем того незаурядного талантливого художника, чьи рисунки покорили меня еще в самом начале знакомства с Фанни.
Окончательно очарованная личностью Дориана Эндервилля, я захотела узнать о нем как можно больше и расспросить мою подругу также о членах его семьи. На следующий день, после того как Дориан показал и подарил нам свои рисунки мы с Фанни предприняли пешую прогулку на Стрэнде, желая с приятностью для себя потратить карманные деньги, которыми нас снабдили любящие родственники и эта прогулка предоставила благоприятную возможность для нашего доверительного разговора. Однако сначала мы зашли в книжную лавку мистера Нортона узнать, какие поступили к нему новинки. Владелец лавки из почтения к лорду Лэндону лично встретил и обслужил нас, охотно показывая свой товар и расхваливая его достоинства. Фанни выбрала длинный роман госпожи Энн Рэдклиф «Удольфские тайны» - моя подруга любила рассказы о таинственных происшествиях, привидениях, разбойниках и несчастных влюбленных. Я же выбрала более спокойную книгу сэра Вальтера Скотта «Сент-Ронанские воды», не подозревая в своем счастливом неведении, что моя дальнейшая жизнь будет отчасти напоминать судьбу главных героинь выбранных нами книг – Эмилии Сент-Обер и Клары Моубрей.
Мистер Нортон аккуратно упаковал наши покупки в плотную бумагу и мы, довольные его любезностью и прекрасным обслуживанием, пошли дальше по Стрэнду, направляясь в галантерейный магазин выбрать себе кружево к своим новым платьям. Тут я улучила момент, чтобы задать Фанни давно мучающий меня вопрос.
– Фанни, ты никогда не говорила мне, что твой кузен Дориан женат. Возможно, он помолвлен с какой-нибудь молодой леди? – осторожно спросила я у нее, сама до конца не сознавая какое чувство заставляет меня расспрашивать ее о молодом баронете Эндервилле. Теперь мне казалось невероятным, что Дориан свободен и не связан никакими обязательствами с другой женщиной. Слишком он бросался в глаза, слишком был привлекателен для того, чтобы быть одиноким. Но я стеснялась произнести слово "любовница" и предпочла с помощью вопросов узнать есть ли невеста у моего кумира.