Гвенделл, лучший ученик
Шрифт:
Проснулся от бубнежа Кислого. Берт сразу ощутил, как ОН проснулся первым и теперь тычется в ткань штанов.
– Сука, – шепнул Гилберт под нос и закутался с головой. Оставил щелочку, чтобы глянуть на Кислого.
Тот сидел в одних шароварах на своей лежанке в позе лотоса, держа на коленях арматурину. Глаза были закрыты, а губы что-то бормотали. Через задвинутые шторы (просто старые простыни, перекинутые через балки) просачивался солнечный свет.
– Говорил же, не мешать, – процедил Кислый,
– Ты сам мешаешь, – шепнул Берт.
Лейрен поджал губы, мотнул головой и продолжил бормотать. Гилберт вздохнул и сунул голову под подушку.
Когда Кислый затих, он спросил, не поднимаясь:
– И ты каждое утро со своей железякой трындишь?
– Это ты железяка, Крюк, – брякнул Лейрен и стал натягивать рубашку. – Даже кличка у тебя такая. А у меня – Шехай, только пока не раскрывшийся. И я не трын… Трындю…. Трынжу? В общем, я медитирую. Учусь быть Ансеем. Тебе-то не понять, имперец.
– Я не имперец. У меня отец норд, а мать бретонка.
– Раз ты из Империи, то ты имперец.
– Вмазать бы тебе этой арматуриной…
– Молчи, малявка.
– Сам ты малявка! – Берт вынырнул из-под подушки. – Ты младше меня!
– Мы с Фифой ровесники, Крюк!
– А выглядишь как малявка!
– В третий раз говорю, мы тут все взрослые!
– Тогда и ты не обзывайся!
Кислый засмеялся и поднял ладони, будто говоря: “все, я безоружен”.
– Мир, мир. Поднимайся уже, скоро завтрак, и дуем к Седому.
Пока Берт одевался, Лейрен стоял у окна и водил арматуриной в воздухе, словно проводил ритуал с будущим Шехаем. Его отражение Гилберт видел в зеркале, пока застегивал куртку. Потом посмотрел на себя и вгляделся в подбородок. Ожидал увидеть, что там за пару месяцев появилась хоть пара волосков. Но кожа была такая же детская и девканская. Хотя он уже никакой не девкан, а Крюк, но лицо-то от этого не изменится.
Гилберт оглянулся на Кислого. У него тоже пока ничего не росло, а он старше. Даже без этого его вряд ли путали с девчонкой.
– Кислый? А у тебя по утрам стоит?
– Что стои…
Кислый замер и настороженно обернулся.
– А… Вот ты к чему.
– Что? У тебя тоже?
– Да, – Лейрен отложил арматурину и раздвинул шторы. В комнату хлынуло солнце. – Наши говорят, так и должно быть. А ты уже перепугался? Я тоже обалдел сначала… Мешает, да?
– Очень! – облегченно выдохнул Берт.
– Не волнуйся, такова наша участь, – Кислый приложил руку к стеклу и сказал, прямо как взрослый: – Таково проклятье Руптги за ослушание Сепа. Он же проклял девушек кровью и болью. Мы несем его испытание и обретаем силу, Крюк.
– Мог бы и по-другому проклясть, – пробурчал Берт, осуждающе глядя вниз, на НЕГО.
– Пути Руптги неведомы смертным.
Внизу на столе так же разложили еду, но ребята не сидели на кушетках, а стояли кто где, трещали между собой и жевали. Гилберт сразу поискал глазами Терри, но не нашел. Ну, да, такие, как он, дома с родителями завтракают.
Фифа и Красотка стояли у потухшего камина, отщипывая куски от одной буханки хлеба. Носик лежала у них в ногах и грызла яблоко, держа его лапами. Берт и Кислый подошли к столу и взяли по лепешке.
Через пару минут Красотка громко спросил:
– А кто пойдет к Хуби? Вчера Кислый ходил.
Пара голосов откликнулись.
– Ему надо будет крышу подлатать, – сказал Красотка. – Кислый, ты что вчера у него делал?
– Убираффя, – Лейрен откусил от лепешки и с наслаждением закрыл глаза: – Фкуфная какая!
Он обернулся к ребятам и помахал ей в воздухе.
– Вовьмете ефе таких? Скавите Хуби, фто я профто влюбиффя!
– Вы только в “Жабе” и на складе помогаете? – спросил Гилберт.
– Нет, везде, – ответил кто-то из соседей.
– Да, в некоторых магазинах, в конюшне, у кузнеца, – добавила Фифа. – Нам платят и деньгами, и едой. Я еще хотела напроситься в термы подрабатывать, но хозяйка сказала, что у нее уже есть помощники из Улья.
– А в борделе?
Ребята фыркнули и засмеялись. Фифа с Красоткой уставились на Берта, перестав жевать.
– Кем? – прыснул Лейрен. – Кем работать, Крюк?
– А что?
– Ты хоть знаешь, что это такое? – спросил Красотка.
Гилберт замолк. “Еще не хватало, чтобы дуриком считали, когда уже назвали Крюком”. Но тут в голове сверкнула догадка. Лютня и бутылка на вывеске!
– Таверна! – выпалил он.
– Ага, таверна! – смеялись в толпе.
– Таверна с девками, все правильно!
– Там девчонок на час покупают, – помрачнела Фифа. – Теперь понял?
– Зачем покупают?
– Чтобы трахать! – крикнул кто-то из ребят.
Берт обвел всех недоуменным взглядом. В голове не могло уложиться, что людей для этого можно покупать. Фифа смотрела на него так недовольно, будто он бордели и придумал.
– Нет, там мы точно работать не будем, – Кислый чуть не задыхался от смеха. В глазах блестели слезы. – Даже если очень деньги понадобятся!
– Ты б не зарекался! – ответила альтмерка, и гнездовые взорвались хохотом. Не смеялись только Фифа и Красотка.
– Так, Крюк, смотри, – начал тот. – Мы туда не лезем. Тебя держать не стану, можешь ходить смотреть, но дел с ними мы вести не будем.
– У нас все-таки принципы, – буркнула Фифа.
– Ага.
– Добро, – кивнул Красотка и позвал остальных: – Народ! Закончили?