Гвенделл, лучший ученик
Шрифт:
***
Гнездовые убрали со стола, потушили камин, заперли на ночь двери, умылись на заднем дворе и начали расходиться по комнатам. Берт поднимался по лестнице и услышал из гостиной:
– Крюк?
Голос Терри. Гилберт замер. Сердце подскочило в горло. Он оглянулся и увидел Пижона, стоящего возле прихожей.
– Что?
Терри кивнул в сторону. Берт подошел и уловил от него запах чернил. Наверное, богачи так и пахнут. Берт и Терри стояли в полной темноте, потому что на ночь зашторивали все окна. На втором этаже глухо бубнили.
– Просто хотел
Берт закрыл глаза и приложил руку ко лбу. “Я же просил! Зачем она так?!”
– Ты ей понравился, – продолжал Терри, глядя в сторону. – Еще она отметила, что…
“Нет, не говори, умоляю”. Берт не двигался и боялся дышать.
– Ты хотел со мной дружить.
Мир застыл. Берт готов был поклясться, что в жилах даже кровь замерла. Он смотрел в темноту под закрытыми веками и хотел просочиться сквозь пол.
– Не надо было тебе говорить, да? – смутился Пижон.
– Да ничего, – пролепетал Гилберт застывшим языком.
Терри помолчал, а потом Берт услышал в его голосе улыбку:
– К слову, я тоже хотел.
Сердце ожило и заколотилось. Гилберт открыл глаза, и в темноте увидел, как Терри смотрит на него исподлобья.
– Но я прихожу только вечером, – сказал он.
– Я знаю. А…
Берт замолк и опустил глаза. Слова мигом забылись.
– Что? – улыбнулся Терри.
– А ты весь день учишься?
– Нет. В полдень у меня перерыв между географией и политологией. Примерно полтора часа.
Гилберт прерывисто вздохнул. Спину обдало жаром. Он спросил, не поднимая головы:
– Мы бы могли пересечься в городе?
– Да, – тихо ответил Пижон. Потом помолчал и добавил: – Давай возле магазина “Розовые поля Краглорна”. Это парфюмерная лавка недалеко от рынка. С пурпурным навесом.
– Ага.
Терри робко кивнул и пошел к двери. Берт услышал, как Пижон скрежетнул замком, поднял засов, и створка скрипнула, впустив в прихожую прохладу и отдаленные голоса с улицы. Потом дверь закрылась, а по брусчатке побежали легкие шаги.
Гилберт защелкнул за ним замок, опустил засов и поднялся в комнату. Кислый уже сопел. Перед сном Берт думал о Пижоне и вспоминал лицо бедняги Джеаро, которого поколотили в Корроле.
Его оторванное ухо. Сломанный нос. Заплывший глаз. Его пропавшего (или убитого) приятеля.
К горлу подступал горький ком. Берт смотрел в потолок через влажную пелену и говорил себе: “Мы просто будем дружить”.
Этой ночью он не видел ни одного сна.
***
К полудню гнездовые разбрелись по городу, оставив четверых сторожить дом. Джага и Кислый позвали Гилберта пойти повозиться к цирюльнику, но тот сказал, что заглянет с другими в “Жирного жаба”.
День выдался очень жаркий, солнце припекало голову, и народ старался ходить в синих тенях зданий. Через рынок было страшно идти из-за давки, поэтому Берт срезал путь до богатого квартала по подворотням, расшугивая кошек и обходя засохшие лужи мочи. Было совсем не противно. Его мысли парили где-то высоко в облаках. Он с улыбкой смотрел на голубое небо над крышами и думал, что
Он завернул на улицу с парфюмерной лавкой и замер. Терри уже стоял там, держа дипломат с торчащими бумагами. На светлой брусчатке, под тенью пурпурного навеса. Внутрь то и дело входили и выходили женщины в ярких платьях, в чалмах, с бусами и браслетами. Они шли мимо Терри, цокая каблуками и тряся украшениями, и мимо Берта, оставляя шлейф самых разных духов.
– Алинсия часто сюда ходит? – спросил Берт, подходя ближе. Он еле сдерживал улыбку.
– Да, каждую неделю, – ответил Пижон и просиял: – Так непривычно слышать ее имя. Мы как будто обсуждаем нашу с тобой общую подружку.
Они побрели в сторону гостевого района, не выходя из тени.
– Вы ведь из Скайрима, там не говорят про “общих подружек”, – Берт искоса наблюдал за ним.
– Мама и об этом сказала, да? – улыбнулся Пижон. – Раз так, то ты знаешь, что я этот Скайрим почти не помню. Так что какая разница, про что там не говорят?
– Да никакой. Мне уже тоже все равно, что творится в Сиродиле.
– Кислый говорил, что ты оттуда сбежал. Совсем плохо было?
– Да. Не то, чтобы совсем отстой, но… Было плохо.
– Здесь получше?
Берт повернулся к нему, заглянул в голубые глаза и улыбнулся уголком губ.
– Еще как, – он сразу отвернулся, ощутив жар на щеках. – Здесь хотя бы никто ничего не запрещает.
– Это пока мы не выросли, – сказал Терри и осекся: – Ой, Кислый говорил, чтобы мы так не думали. В Гнезде все взрослые. Хорошо это или плохо.
Гилберт завороженно слушал его и поражался, что он и правда говорит как взрослый. Взрослым голосом, взрослые мысли. И ему захотелось быть таким же. Это желание встало во весь рост рядом со смущением и выпихнуло его.
“Чума тоже был взрослым. И Красотка, и Бушень взрослые, Фифа потому с ними и таскается. Сразу с обоими, даже если они готовы глотки друг другу рвать. Она – их общая подружка.”
– И у взрослых часто бывают общие подружки? – заискивающе спросил Берт, ощутив подъем смелости. Может, даже солнцем напекло.
Терри усмехнулся и покачал между собой и ним дипломатом:
– Меня бы мама этой папкой бы и пришибла за такое.
– Она у тебя не злая!
– Ты ее дома еще не видел, – смеялся Пижон. – Может, тебя она и приласкала, но нас с папой по струнке водит. Это она меня к стольким учителям пристроила, а мне бы и пары уроков в день хватило. По грамоте и, скажем, по истории. А остальное я из книг бы вычитал.
У Берта загорелись глаза.
– И какая твоя любимая книга?
Они нарезали круги возле гостевого квартала, заходили в местный парк и таскались по маленьким скверам, разговаривая о книгах. Терри рассказал, что он любит цикл “Королева-Волчица”, потому что эта королева Потема царствовала в его родном Солитьюде. Еще Берт узнал, как оба любят “Поучения благой Альмалексии”, но Пижон заметил, что “книге не хватает описательности, но для своего жанра она хороша”.