Хенемет-Амон
Шрифт:
«Да помилуют меня боги, и сам Аа-Хепер-Ен-Ра, за такие дерзкие мысли… но Джехутимесу был прав. Дочь пошла в отца… Такая же сильная… только более жесткая».
– Прости, госпожа, – Яхмеси постарался, чтобы голос звучал ровно.
– И что произошло дальше? – она не обратила на извинения внимания.
– Он не пришел на пристань в назначенный час…
Хатшепсут вскинула брови:
– Быть может, просто спит в своих покоях, а тебя решил не предупреждать? Мало ли что придет в голову мальчишке?
– Нет, моя
Ее глаза сузились:
– Что ты проверил?
– Когда сын Херу не пришел на пристань в назначенный час, я отправился во дворец. В его покои… – он запнулся. Несмотря на ровный тон, слова давались с трудом.
– Говори, Яхмеси, – повелела Хатшепсут.
– Стража сообщила, что он не покидал их с прошлого вечера.
Царица презрительно дернула плечами:
– Я же говорила. Спит, как царская мышь[1] на солнышке.
– Мы вошли туда, – тихо сказал Яхмеси.
До сих пор Хатшепсут пыталась делать вид, что ничего серьезного не произошло. Что старый воин просто ошибся или в силу возраста зря нагоняет панику без причины. Однако где-то в глубине Ка она предчувствовала – сие не так. Она поняла это уже тогда, когда спускалась из своих покоев в тронный зал. Каким бы старым ни был Пен-Нехбет, он не стал бы беспокоить царицу без видимой причины. Уж он-то знал, как она не любит, если ее дергают по мелочам. Столько лет был наставником. И вот сейчас она осознала – то была лишь попытка внушить себе, что на самом деле все в порядке. Сын Херу никуда не пропал, а просто решил поспать подольше или над всеми подшутить. Теперь же Хатшепсут ощутила, как сильно забилось сердце в груди. Тем не менее, она ничем не выдала себя.
– Вы вошли в покои, – спокойно повторила она, – и что дальше?
– Они были пусты.
– Он мог покинуть их раньше.
– Стража клянется, что сын Херу не выходил.
– Куда же он подевался? Выпрыгнул из окна? С такой высоты? Но тогда он переломал бы себе ноги! Да и не добрался бы до него без чужой помощи. Слишком высоко.
– Я не знаю, Хенемет-Амон, – впервые за их разговор голос Яхмеси дрогнул.
На несколько мгновений вновь наступила тишина. Пламя потрескивало в треножниках.
Хатшепсут поджала губы:
– Ты кому-нибудь об этом рассказал?
Яхмеси покачал головой:
– Нет, госпожа. Я и страже велел молчать.
– Мудрое решение. Не стоит распускать слухи, пока мы во всем не разберемся.
– К Аа-Хепер-Ен-Ра я тоже не пошел, – добавил Пен-Нехбет, – ему нужен покой. Да хранит Ра его Хат[2].
– Правильно, – голос царицы стал печальным, – мы все молимся Амону за его выздоровление.
Яхмеси кивнул:
– Поэтому попросил встречи у тебя, госпожа.
– Ты верно поступил, мой старый друг, – ласково заверила Хатшепсут. – Я обо всем позабочусь и сделаю все необходимое, чтобы он нашелся, как можно скорее. Благодарю за то, что поведал мне.
– Это моя вина, – произнес старик, с трудом сохраняя ровный тон, – не уследил.
– О, Усир, не терзай себя понапрасну, –
– Да, госпожа. Но я его наставник. Я должен был…
– Довольно! – мягко, но решительно прервала Хатшепсут, вскидывая руку. – Твоей вины здесь нет. И никто тебя за это не осудит. Мы найдем его. И если это какая-то шутка, то хорошенько побеседуем с ним. Что не стоит своими выходками поднимать на уши весь Уасет!
– Да, моя царица, – понуро ответил Яхмеси.
– Иди домой и отдохни, – улыбнулась Хатшепсут, – а я позабочусь об остальном.
– Слушаюсь, Великая царица, – не рискуя смотреть ей в глаза, Яхмеси поклонился.
– Ступай. И да хранит тебя Амон.
Пен-Нехбет еще раз поклонился и, тяжело перебирая ногами, направился к выходу. Сутулые плечи и понурая голова выдавали сильные переживания, нежданно свалившиеся на него.
С бледным лицом и пламенем гнева в глазах, Хатшепсут смотрела ему вслед.
***
Сененмут нервно мерил шагами комнату, когда в покоях появилась царица. Он тут же замер, будто наткнулся на невидимую стену, и воззрился на свою госпожу. Разум отчаянно пытался понять, чем закончилась встреча Хатшепсут с Яхмеси Пен-Нехбетом и в каком настроении сейчас пребывает Божественная супруга. Это позволило бы ему выбрать верную манеру общения. Обычно сие хорошо получалось. Во многом, поэтому он и смог так стремительно возвыситься. От простого зодчего до приближенного к Великой царице. Очень приближенного. Однако сейчас все попытки проникнуть в душу Хатшепсут оказались тщетными. Они буквально разбивались о непроницаемую маску на ее лице, словно волны о скалы. И лишь легкая бледность на щеках и нехороший огонек в глазах давали Сененмуту намек – ему нужно быть крайне осторожным с тем, что будет срываться с его уст.
Зодчий непроизвольно провел языком по пересохшим губам. Легкий хмель от сладкого пива мигом улетучился из головы.
– Как… – начал было он, однако подобрать нужные слова оказалось непросто, – как прошла встреча с Яхмеси, моя госпожа?
Голос Сененмута постоянно подрагивал и готов был скатиться до мышиного писка. Ледяной взгляд Хатшепсут вызывал нестерпимое желание провалиться сквозь землю.
Скрестив руки на груди, она сделала шаг вперед и холодно бросила:
– Тебе лучше сесть.
Ее тон окатывал, словно ледяная вода из ведра. Ноги Сененмута подкосились, и он рухнул на кедровое ложе.
– Он сбежал, – коротко бросила она.
– Кто? – просипел Сененмут.
– Неужели не догадываешься? – прошипела Хатшепсут, при этом оставаясь внешне абсолютно спокойной, чем еще больше вогнала его в ужас.
– Он?
– Именно.
– Не может быть, – пролепетал зодчий, проводя руками по лысине, – он ведь должен быть сейчас на ладье…