Хенемет-Амон
Шрифт:
– Сененмут!
Тот умолк.
Хатшепсут подалась вперед. Она сохраняла полное хладнокровие. Тем не менее, он ясно видел огонь, бушующий в ее глазах. И этот контраст сильно пугал.
– Ты меня плохо слышишь? – медленно проговорила царица. – Яхмеси приходил именно из-за этого. Сын Херу пропал.
– А, – Сененмут отчаянно пытался взять себя в руки, – а его покои?
– Проверены, – она выпрямилась, – и они пусты.
– Надо расспросить стражу, – начал было зодчий, но осекся. Взгляд госпожи буквально пригвоздил его к ложу.
–
– Но как же он тогда покинул их? – на лице Сененмута сквозило искреннее изумление.
– Не знаю, меня там не было! – Хатшепсут передернула плечами. – Спрыгнуть он не мог. Иначе переломал бы себе все кости.
– Боги, что происходит?
– Я сама пытаюсь понять. У тебя есть мысли? – она пристально посмотрела на него.
Сененмут сокрушенно покачал головой. Слишком много всего свалилось на него в один миг. Сначала план, казавшийся таким надежным, пошел крахом. Потом явился Яхмеси Пен-Нехбет и сообщил, что сын Херу пропал. Да и само исчезновение окутано тайной. Зодчий просто не мог сейчас нормально соображать.
«А ведь все так хорошо начиналось…».
– Нет, – выдохнул он, непроизвольно останавливая взгляд на кувшине с пивом. Сененмута охватила внезапная жажда, однако он не рискнул наливать себе без разрешения.
Хатшепсут досадливо скривилась:
– Так и знала, что все придется делать самой. От тебя никакого толка, Сененмут.
– Прости меня, моя госпожа, – промямлил тот.
– Видимо, стоит отдать должность джати кому-то другому. Тому, кто более достоин.
Зодчий вздрогнул и затравленно посмотрел на Великую царицу:
– Я…
– Что? – она развела руками. – Почет и уважение необходимо заслужить. Или ты думал того, что делаешь, будет для этого достаточно? Не стоит заблуждаться. Я легко смогу найти тебе замену.
Сененмут похолодел:
– Как мне вымолить твое прощение, о, богиня…
– Замолчи!
Зодчий внутри весь сжался, однако сейчас, первый раз в жизни, осмелился прямо ослушаться Хатшепсут. Он понял, что если продолжит сидеть, как немой шезеп[3], и неловко оправдываться, то не сносить ему головы. В лучшем случае, вышвырнут из дворца пинком под зад. И тогда ему опять придется перебиваться строительством мелких гробниц для не особо знатных писцов. А в худшем…
«Я слишком часто думаю об этой сраной крыше…».
Да, в мыслях он еще позволял иногда смачно ругаться. Особенно когда был сильно взволнован.
Обливаясь потом, Сененмут заговорил, придавая своему голосу те медовые нотки, кои так успокаивали его госпожу во время приступа гнева:
– Моей царице… моей богине стоит унять тревогу. Ведь только ясный ум позволит ей принять верное решение.
Хатшепсут вскинула руку. Сененмут умолк. Хенемет-Амон же, вновь нацепив непроницаемую маску на лицо, устремила задумчивый взгляд в стену с антилопами. Со стороны окна
С улицы доносилось щебетание птиц, обычно привносящее в разум покой и умиротворение. Но Сененмуту сейчас было не до того. Он с трепетом ожидал, к какому решению придет его госпожа.
Наконец, та медленно проговорила:
– Надо его найти. И чем быстрее, тем лучше.
Зодчий кашлянул в кулак:
– Но… моя богиня… ты же сама хотела, чтобы его не стало.
Хатшепсут перевела ледяной взгляд на зодчего, заставляя того вновь съежится, подобно сушеному финику.
– Я не хотела. Сколько раз говорить? Но сейчас это лучший выход из всех возможных.
– Да-да, моя госпожа, – быстро поддакнул тот, – ты единственная, кто должна быть Херу.
– И я не откажусь от этого.
– Но зачем искать его? Итак же пропал… какая разница…
– Сененмут, – на долю секунды уголки губ царицы подернула усмешка, – мне кажется, события сего утра полностью затуманили твою голову.
Зодчий вымученно улыбнулся и сладко проворковал:
– Просто красота моей госпожи сводит с ума!
– Хм.
Кажется, она слегка оттаяла. Совсем чуть-чуть. Однако Сененмут не рисковал продолжать разговор, послушно выжидая разъяснений царицы.
Спустя некоторое время она продолжила:
– Пен-Нехбет, и те два стражника, знают об исчезновении сына Херу, – ее голос вновь стал задумчивым, – и пока пусть так все и остается. Незачем придавать событие огласке. Это только навредит и посеет ненужную смуту. Необходимо разузнать, куда он подевался. Но чтобы как можно меньше лишних ушей проведали о случившемся. А затем…
– Что затем? – не выдержал Сененмут.
Хатшепсут перевела взгляд на него:
– А затем сделать то, что должно.
– Но как?
– А это уже будет зависеть от будущего, – отрезала она.
– И с чего начать поиски? – спросил зодчий, немного осмелев.
Царица ответила не сразу. Она снова повернулась лицом к окну. Когда же Хенемет-Амон заговорила, на ее пухлых устах заиграла загадочная улыбка.
– Не с чего, а с кого.
– Н-не понимаю, моя госпожа.
– Кому, как не матери должно быть известно, куда подевалось ее чадо.
– Думаешь, Исет знает? – неуверенно молвил Сененмут.
– Понятия не имею, – продолжая ухмыляться, ответила Хатшепсут, – но теперь у меня есть повод узнать. Нужно с ней поговорить.
– Она же вечно с пер-А!
– Джехутимесу часто проваливается в забытье, – отмахнулась царица, – ему все хуже и хуже, так что он ничего не заметит.
Зодчий продолжал сомневаться в успехе этой затеи, однако решил, что настало удачное время, чтобы подсластить еще немного.
– Твоей мудрости позавидуют сами боги!
Та перевела взгляд на него и, продолжая ухмыляться, бросила: