Хенемет-Амон

Марков Павел Сергеевич

– Да, – Джехутихотеп немного погрустнел, – мой отец хотел, чтобы я был храбрым и стойким, – а затем тихо добавил, – в отличие от него самого.

– Твой отец не стойкий? – переспросил мулат.

– Нет, – грустно ответил тот, – не очень.

[1] Миу – так древние египтяне часто называли кошек.

[2] Патина – налет на меди и бронзе в результате коррозии металла.

[3] Инпу (Анубис) – древнеегипетский бог погребальных ритуалов и мумификации (бальзамирования), «страж весов» на суде Осириса в царстве мертвых, знаток целебных трав.

[4] Кебхут – богиня бальзамирования и чистой прохладной

воды в древнеегипетской мифологии. Дочь Анубиса, помогавшая ему в процессе мумификации.

[5] Фи – рогатая гадюка.

[6] Кидет – одна десятая дебена (дебен 91 грамм).

[7] Немес – головной убор в виде платка. Уши оставались открытыми, два конца свисали на грудь, третий – на спину.

[8] Нефернен – с древнеегипетского «какой красивый».

Глава 10

Исет осторожно вошла в тронный зал. Ее сандалии бесшумно ступали по красному ковру с изображением золотых скарабеев. Когда же она сделала несколько шагов, то застыла, как вкопанная. Темные глаза широко распахнулись. И без того бледное лицо приняло цвет слоновой кости. Дыхание участилось, заставляя вздыматься красивую грудь.

Впереди на возвышении сидела Великая царица. Блики от пламени треножников играли на ее каменном лице. Волевой подбородок смотрел вперед, а в синих глазах горел огонь. Не менее обжигающий, чем тот, что освещал широкие просторы тронного зала. Руки покоились на подлокотниках трона, а пальцы сжимали драгоценные головы львов. Золотой усех тускло блестел в сумраке, белоснежное платье плотно облегало тело. Прямая осанка лишь дополняла образ грозной и непреклонной супруги пер-А. Исет про себя невольно подметила, что Хатшепсут и выглядит, как настоящее воплощение Херу. Только без пшента, хека, нехеха и урея[1].

Исет ощутила, как почва медленно уходит у нее из-под ног.

Великая царица заговорила. Ее голос эхом отразился от стен зала. В нем звучали металлические нотки.

– Пока Аа-Хепер-Ен-Ра не может заниматься государственными делами я, на правах Божественной супруги, буду исполнять этот долг перед Та-Кемет. Приблизься, Исет.

Наложница почувствовала легкий, но решительный толчок в спину и двинулась в сторону трона. Тело плохо слушалось. И не только потому, что она не спала вот уже несколько дней. Не только потому, что все ее мысли были о Джехутимесу. Исет не могла отвести взгляда от этого угрожающего лика. Этого каменного лица и свирепого огня в синих глазах. Когда же она подошла на расстояние нескольких махе, рука телохранителя Хенемет-Амон легла наложнице на плечо. Исет ощутила, как тот аккуратно, но настойчиво давит вниз, заставляя становиться на колени. Ее снова пробила дрожь. Она не хотела подчиняться. Ведь есть только один на этом свете, перед кем она готова склониться. Склониться по собственной воле. Тот, кто хочет, чтобы она держала его за руку… Однако Исет подчинилась. Силы оставили ее. К тому же, чем быстрее закончится это безумие, тем скорее она вернется в царские покои. К своему любимому Джехутимесу. Ее колени соприкоснулись с красным ковром. Властный взгляд Хатшепсут на непроницаемом лице продолжал неотрывно следить за ней. Меджай оставался позади.

– Случилось несчастье, – молвила царица.

Исет вздрогнула и потупила взор. Она не желала встречаться глазами с Божественной супругой.

– Какое несчастье может быть хуже, чем болезнь любимого Херу? – прошептала она.

Крылья носа Хатшепсут едва заметно дернулись, выдавая скрываемый

гнев, однако эта вспышка оказалась мимолетной. В следующий миг непроницаемая маска вновь вернулась на ее лицо.

– Разве тебе ничего не известно?

– Нет, госпожа.

– Где твой сын?

Исет вскинула голову и посмотрела Великой царице прямо в глаза. На какой-то момент ей показалось, что это пламя, пылающее в них, начинает перекидываться и на нее. Пожирает своими ненасытными языками, обжигает кожу и причиняет боль. Однако наложница не отвела взгляда. Более того, она почувствовала прилив сил.

– Где твой сын, Исет? – грозно повторила Хатшепсут.

– Он на прогулке по Хапи со своим наставником, – спокойно ответила та.

– Он не явился на причал. Яхмеси Пен-Нехбет уже поведал мне все.

– Тогда в храме Амон-Ра. С достопочтимым Хапусенебом. Учится приносить жертвы нашему великому…

– Хватит!

Царица с силой ударила по подлокотнику трона. Непроницаемая маска слетела с лица. С уст сорвался злобный рык. Казалось, сами золотые львы ожили под ее руками и готовы накинуться, да растерзать несчастную наложницу. Хатшепсут подалась вперед. Щеки покрыл бардовый румянец. Очи метали молнии.

– Ты принимаешь меня за глупую овцу?!

Исет вновь отвела взор и быстро покачала головой. Озноб усилился и теперь его не могло скрыть даже темное платье.

Глаза царицы сузились:

– Я жду от тебя ответа, Исет!

– Нет, – с трудом произнесла наложница, – прости, госпожа.

– И все же ты вынуждаешь меня повторять вопрос. Где твой сын?!

Исет молчала. Она не знала, что ей ответить. При этом продолжала отводить взгляд.

Хатшепсут выпрямилась, облокотившись о спинку трона. Румянец на щеках начал спадать, вновь превращая лицо в подобие непроницаемого камня… Словно золотая погребальная маска древнего царя. Вот только ее хозяин не намеревался отправляться в последний путь…

– Он вошел в свои покои вчера вечером, – холодно начала рассказ царица, – и с тех пор оттуда не появлялся.

Из-за спины Исет показался меджай. Второй. Он медленно прошествовал к возвышению. Его сандалии глухо шаркали по глиняному полу. Наложница невольно стала следить за телохранителем Хатшепсут. На саму царицу она по-прежнему не смотрела. Медленным движением меджай достал из-за пояса хопеш. Бронза грозно блеснула в пламени огня. Его язычки играли на лице телохранителя, которое сейчас было точной копией своей госпожи. Каменная маска, лишенная всяческих чувств. Телохранитель аккуратно положил хопеш в треножник лезвием вниз.

Исет похолодела. Страшная догадка промелькнула в голове.

«Неужели… Амон-Ра, неужели все это происходит со мной? Они не посмеют… Она не посмеет!ОнаНеужели… Амон-Ра, неужели все это происходит со мной? Они не посмеют… Она не посмеет!».

Однако наложница поняла, что напрасно искала утешения. Напрасно понадеялась на то, что Хатшепсут не рискнет причинить вред любимице Херу. Теперь в намерениях царицы сомнений нет. Ее никогда не страшил гнев слабовольного пер-А. А теперь, когда он прикован к собственной постели, ей и вовсе нечего бояться. Исет это поняла. И корила себя, что поняла слишком поздно. Надо было оставаться подле него. Возле любимого Джехутимесу. Туман горя и страданий окутал ее разум. Окутал с тех самых пор, как господина свалила страшная болезнь…