Хождение Восвояси
Шрифт:
– Отдай! Это моё!..
Яр обернулся, догадываясь, что увидит – и почти не ошибся. Девочка в сиреневом кимоно чуть постарше Синиоки, подтянув полу своего наряда, неслась со смехом по цветам и траве, и словно лист в ее руке зеленело письмо. Синиока бежала вслед, за ней – пестрая толпа других девочек и присматривающих за ними дам, словно ветер разметал букет, но сиреневое кимоно, проворная, как газель, мчалась, не разбирая дороги, то и дело оглядывалась и хохотала:
– Синиока получила любовное письмо! О, какой тонкий вкус у ее кавалера! Он настоящий даймё! Как бьется ее сердце!
В очередной раз повернувшись к преследователям, она не заметила, как налетела на мальчика лет двенадцати, важно шествовавшего с приятелями по дорожке. Раздался ойк, вскрик, и вся куча-мала детей и придворных – участников забега повалилась на мальчишек. Ярик, не дожидаясь, чем кончится дело, бросился к ним. Лёлька – вслед. Рядом с ней, с гримасой мрачнее тучи, бежал Отоваро.
Тем временем мальчик выхватил свиток из руки испуганно притихшего сиреневого кимоно, увернулся от потерянно пискнувшей что-то Синиоки, развернул и принялся читать:
– Здесь для меня всё ночь… Ха! Это слепец какой-то писал или глупец? Только слепой не видит днем солнца, и только болван не понимает, что в жизни есть не только ночь, но и день.
– Отдай! Не читай! Это не тебе! – выкрикнул Яр. Мальчик поднял голову, и сердце княжича ухнуло в пятки. Обормоту!.. Сын тайсёгуна тоже узнал его, и ухмылка превратилась из снисходительной в хищную.
– Но словно солнца луч! Твоя улыбка! – провыл он, экстатически кривляясь. – Как банально и пошло! Он бы еще сравнил твои зубы, сестренка, с жемчугом, губы с вишней, а кожу с мрамором! [82] Таким поэтам даже считалки сочинять доверить нельзя! А их писульками только ворон в полях пугать и очаги растапливать!
82
При этих словах где-то в далекой Отрягии рука Аос, богини любви и красоты, непроизвольно потянулась к волшебному перу – писать срочный вызов Камэлю, с которым ее супруг свел знакомство за время долгих путешествий в поисках Наследников.
– Отдай! – бледный, как мрамор, с которым он так и не сравнил кожу Синиоки, Ярик прорывался к нему, расталкивая женщин, выворачиваясь из рук сестры и не слыша умоляющих восклицаний Отоваро.
Лёлька, жалея, что не прихватила после вчерашней тренировки свой шест, распихивала матрон и тян направо и налево, но перегнать в куче сбившихся женщин Яра не могла всё равно.
– Моё! – отважно выкрикнул Ярик, первым добравшийся до него.
– Попрыгай! – осклабился Шино-младший, выбросил вверх руку с письмом… и едва не упал.
– Отд… – начал было он гневно, оборачиваясь на человека, вытянувшего у него из пальцев зеленый лист, но прикусил язык.
– Тэнно!.. – пролетел по толпе благоговейный выдох, и все стали падать на колени, словно пронесся невидимый ураган.
– Кланяйтесь!!! – прорычал Отоваро, и княжичи по его голосу поняли, что некоторые распоряжение сенсея надо выполнять быстро, а некоторые – мгновенно. И это было из второй категории. Как подкошенные хлопнулись они на
Высокий худой человек лет двадцати пяти в синем вышитом кимоно, с тонкой ниточкой усов над губой и длинным кротким лицом возвышался среди коленопреклоненных дам и детей как перст. Поодаль, замерев в почтительном ожидании, стояла кучка придворных.
– Здесь для меня всё ночь. Но словно солнца луч твоя улыбка, – медленно прочитал человек, задумался, пожевывая губами, точно распробывая на вкус слова, и медленно кивнул:
– Неплохо. Очень неплохо для двенадцати лет, Обормоту-тян. Передай моё одобрение твоим учителям.
– Это не он написал! Это я! – возмущенно вскинул голову Яр.
– Ваше императорское величество! – яростно просуфлировал Иканай.
– В-ваше императорское в-величество, – вспомнив вдруг всё, что говорил про его стихи Обормоту, пришибленно пробормотал он.
Все замерли, включая Шино-младшего.
– А ты… – император Маяхата близоруко прищурился, разглядывая светлые волосы, белую кожу, гораздо более похожую на мрамор, чем кожа любого из вамаясьцев, особенно сейчас, и брови его приподнялись: – Я вижу, ты и есть тот самый буси из Рукомото. Приятно познакомиться с тобой.
– И с моей сестрой Ольгой тоже, – дотошно добавил княжич, решивший, что хуже быть уже не может.
– Здрасьте! – почти успешно попробовала Лёлька сделать книксен из положения "лежа на коленях". – Ваше императорское величество!
Брови Маяхаты поднялись еще выше.
– Да, и с твоей благородной сестрой тоже.
– И с нашим сенсеем Отоваро Иканаем! Это самый замечательный учитель в Вамаяси! Он нас учил, как правильно себя вести! – упрямо довершил он. Непонятно, откуда в его голове взялась идея, что нельзя упускать возможность представить сенсея властьпридержащему, но отказываться от нее Яр не захотел.
Брови императора добрались до линии роста волос и там и остались. Самурай же попытался провалиться сквозь землю, и обладай он искусством не только боевым, но и магическим, в следующий раз его можно было увидеть только в районе Нени Чупецкой.
– М-да. Приятно. Очень. И сразу.
– От всей души благодарим за внимание, ваше императорское величество! Желаем хорошего дня! Приятной прогулки по чудесному парку! – решив, что хорошие манеры еще никому не повредили, выпалил Ярослав сразу тройную дозу.
– И вам, и вас, – проговорил правитель Восвояси, постепенно приходя в себя – и остановил взгляд на коленопреклоненном и безмолвном наследнике тайсёгуна.
– Так значит, это были не твои стихи?
– Эти детские строки смешны мне, – презрительно пробубнил в траву Обормоту.
– Да, да, – меланхолично кивнул Негасима. – Припоминаю теперь, что твоя добродетельная мать Змеюки превозносила твои способности и в этом искусстве настоящего самурая. Но и стихи юного буси из Рукомото вовсе не так плохи, как ты о них думаешь. А как вы считаете, мои даймё, – обернулся он на придворных, – не будет ли забавным развлечением для нас увидеть, как эти благородные буси, отложив ненадолго оружие, сойдутся в поэтическом состязании?