Хождение Восвояси
Шрифт:
– Что с тобой? – всплеснула боярыня пухлыми руками.
– Да ничего страшного! – с деревянной жизнерадостностью провозгласил снаружи Агафон. – У меня… такое… же… Сейчас… пройдёт…
– Что ты ей там нарвал?! – насквозь прожигая взглядом лихорадочно почёсывающегося соперника, прорычал Парадоксов.
– Сам посмотри, если такой ботаник! – огрызнулся маг.
Гена не стал никого утомлять объяснением разницы между генным инженером и ботаником, и уж тем более рассказом о проваленном в своё время экзамене по ботанике. Подняв несколько цветов, среди которых выделялся огромный желтый с выпуклой полосатой синей серединкой, он поднёс их почти к самому носу, чтобы получше разглядеть, вдохнул… и чихнул.
– Пудь… А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!..
Со скоростью и грацией горной козы, ни на мгновение не умолкая и размахивая руками, словно пытаясь взлететь [108] ,
– Наташенька, золотце, что случилось?! – как боевая наседка, боярыня растопырила руки и подалась вперед, взором орла с астигматизмом выглядывая врага… и выглядела.
108
И ей это даже почти удалось.
– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!..
В дальнем углу диванчика стало на одну бледную трясущуюся Коневу-Тыгыдычную больше.
А на диванчике напротив, где только что сидела Наташа, лежал большой и абсолютно жёлтый цветок, от которого, нервно оглядываясь и вздрагивая, пятился к двери огромный синий полосатый паук.
Мужественно сдерживаясь от чесания ладоней, скрипя зубами подавляя приступы чихания и сморкания, Гена открыл дверцу кареты и остатками букета вышиб бедное членистоногое прочь. Через секунду за ним последовали цветы. Последнее, что видел яростно расчёсывающий ладони Агафон перед тем, как дверца закрылась газовой занавеской – торжествующий блеск очков конкурента.
Запрещенная дорога отошла от официальной уже после обеда. Если бы не карта, с которой лукоморцы глаз не сводили ни на минуту, экспедиция проехала бы это место и не заметила. "Это где-то здесь, это где-то здесь, это где-то здесь…" – тихо бубнила Сенька, зыркая то направо, то на желтоватый лист, не выпускаемый из рук с самого утра – и через час после короткого привала ожидания ее сбылись. Слишком густо растущие придорожные кусты, слишком правильно расположившиеся деревья за ними, слишком одинаковые по росту, толщине и породе… Иванушка, погнавший коня напролом через кустарник при первом же слове жены, скоро вернулся с сияющими глазами: дальше, за деревьями, и впрямь начиналась другая дорога! Кто-то разобрал ее покрытие тут, засадил место ее примыкания к большой дороге, но оставил всё нетронутым там!
Обоз остановился. Кучера и возчики спрыгнули на землю, сгрудились перед потоптанными кустами и зачесали кнутами в затылках под картузами: дорога-то там, а они – тут. Маловата прогалинка будет. Не ездят колеса по кустам да буеракам, хоть три дороги им потом пообещай. Конечно, ежели царевич-батюшка еще разов сто петьдесят своим коньком по этим зарослям туда-сюда проедется, то и кареты, поди, за ним пробраться смогут, но по любому не дальше деревьев. Там и целая конница не поможет.
– Дорога – дело наживное, – деловито пообещал царевич.
– Истину глаголешь, Иван царский брат, – то ли разминая пальцы, то ли почесываясь украдкой, к зелёной преграде вальяжно прошествовал его премудрие [109] . – Посторонитесь-ка все… Я тут как раз припомнил одно подходящее заклятьице…
Все попятились [110] . Иванушка выхватил из ножен свой иссиня-черный меч. Мужики охнули, ожидая побоища, но не дождались. Выслушав речь друга о том, что он лучше сам, потому как единственный маг экспедиции должен беречь силы на всякий непредсказуемый случай и охранять их теперь каждую секунду, не отвлекаясь на пустяки, Агафон отступил. Откровенно говоря [111] , вычитанное утром в шпаргалке и наспех вызубренное заклятьице относилось к удалению лишней растительности на незащищенных поверхностях приблизительно так же, как усекновение главы к эпиляции. Но если друг сказал, что путников надо охранять каждую секунду, то именно с такой частотой охранять он их и станет. И под благоговеющими взорами наблюдателей его премудрие занял выжидательную позицию: очи прищурены, уши навострены, нижняя челюсть мужественно выпячена, руки наготове, над пальцами шипят и сыплют искрами огненные шары. Самый край прищуренных очей совершенно случайно [112] уловил в окошке кареты Коневых-Тыгыдычных за газовой занавеской багряно-малиновый лик с распухшим носом и слезящимися глазами, впившимися
109
Нет, его совсем не интересовало, следит ли за его перемещениями из кареты Коневых-Тыгыдычных одна красна и соплива девица. Да-да. Совсем-совсем. Ну вот просто абсолютно.
110
Включая кусты.
111
Но не всем.
112
Да-да. Совсем-совсем. Ну вот просто абсолютно.
113
Вернее, одно плечо. Второе расправлялось пока не очень, скорее, наоборот, норовило заправиться обратно, чтобы не болеть, так что героический эффект получался слегка подпорченным, и поэтому стоять по отношению к одной определённой карете приходилось исключительно в профиль.
– Орёл, наштоящий орёл, шмотри, я вещь день толкую тебе, Ларишка! Что в анфаш, что в профиль! Не кривой, не горбатый, жубы тшелые, волоши на меште, чего еще тебе надо? – тихий, но настойчивый голос боярыни Серапеи за спиной сбил боевой настрой чародея, как ястреба стрела.
– Ну что вы опять такое несёте, бабушка! – перебил ее раздраженный шёпот Лариски. – На кой пень он мне сдался!
– Это вы про меня? – сурово обернулся маг. Никогда ни одна его подзащитная не была так близка если не к испепелению, то к эпиляции растительности на незащищенных поверхностях.
– А ты не подшлушивай, вьюнош! Это между нами, женщинами. Не мужское дело – о женшкие ражговоры уши греть, – боярыня поджала губы.
И пока сбитый с толку чародей, позабыв про позу, раздумывал, что бы такого ответить, Лариска подхватила бабушку под руку и потащила прочь, что-то сердито бубня ей на ухо. Та возмущенно отзывалась во всю ивановскую:
– А ты не кричи на бабушку-то, Ларишка! Не глухая я, поди! И иж ума не выжила! И што такого, што не люб да бежродный? Жато вон дружья какие!
– Верно сказано лукоморским народом: не имей сто рублей – ни одного не поймаешь, – важно кивнул Дай и устремил на мага взор в ожидании одобрения своим познаниям лукоморского фольклора.
– Д-да? – с остановившимся взглядом уточнил его премудрие.
– Любовь не картошка, в лес не убежит, – довольный, сделал контрольный выстрел У Ма, подобрал фолиант и, оставив мага приходить в себя, двинулся под уцелевшие пока кусты – дочитывать.
Не замечая манёвров товарища, Иванушка тем временем примерился, поплевал на ладони – и экспресс-реставрация старой дороги началась. Волшебный клинок косил зеленые насаждения, старательно кем-то насаженные лет тридцать назад, как коса траву, и прислуга лишь успевала оттаскивать в стороны ветки и стволы. Когда отрезок пути метров в сорок до булыжной дороги, скрывавшейся в лесу, был расчищен в первом приближении, Иван занялся пеньками. Упрямые деревяшки тщательно срезались вровень с землей и отпинывались в стороны: теперь повредить колесо или ось в самый ответственный момент никому не грозило.
Час спустя исследователи, временно переквалифицировавшиеся в подручных лесоруба, выпрямили спины, отерли пот со лбов и окинули гордыми взорами плоды трудов. Теперь вотвоясьскому путнику байками про отсутствие короткой дороги на Ба Нан голову не заморочишь! Чего бы они все без лукоморцев делали!
Плоды были собраны сразу по окончании вырубки: кареты, возы и кони решительно двинулись по старой-новой дороге, морально готовые ко всему. Иван ехал в авангарде с мечом наголо поперек луки седла, Серафима – за возами, просверливая взглядом обочины в поисках затаившихся бед, а Агафон взял на себя защиту середины обоза, каковая совершенно случайно оказалась рядом с каретой Коневы-Тыгыдычных. Не в силах решить, что причиняет ему большие страдания – седло или плечо, маг стиснул зубы и принялся с видом компетентным и опасным оглядываться по сторонам [114] .
114
Хотя больше всего опасений, судя по частоте оглядывания, у него вызывала вполне определенная сторона.