Хождение Восвояси
Шрифт:
– Вижу!.. – в лучших традициях предсказателей провыл он. – Вижу!!! Только небольшой косметический ремонт сделать – и всё будет в лучшем виде!
Царевна невольно оглянулась, чтобы убедиться, что они имеют в виду один и тот же ствол, а чародей тем временем взмахнул руками с видом художника, внезапно обуённого вдохновением у холста:
– Вид с балкона замечательный! Сад, огород, речка, дворец… Всего-то, что рамы поменять… ставни повесить…
Из пальцев мага в ствол ударили струи разноцветных искр, сливаясь то в топор, то в долото, то в рубанок, и не успела царевна понять, что происходит, как в стволе прорубились окна лукоморско-сабрумайского
– …стены поштукатурить…
Кора превратилась в стену бревенчатой избы [121] и стала покрываться полосами жидкой побелки.
– Двери смастрячить…
Одно из окон вытянулось, превращаясь в дверь с двумя створками, подозрительно напоминающими ставни.
– Балкончик укрепить опять же, – спохватился Агафон, и в руках Парадоксова, бормочущего себе под нос то ли проклятия, то ли основы генетики [122] , появилась доска и молоток.
121
Если кто-либо и когда-либо строил избы, укладывая брёвна вертикально.
122
Не посвященному в обе эти науки с точностью утверждать было невозможно.
– Чего-то не хватает… – озабоченно сдвинулись брови волшебника, и учёный заткнулся в буквальном смысле этого слова: между губ его внезапно материализовалась дюжина длинных кованых гвоздей.
– Работай, работай! Не стой, как пень! – прикрикнул на него чародей, обратил мечтательный взор на плоды своего труда… и ругнулся. Всё, непосильным трудом нажитое: окно, три штуки, наличники, тоже три, ставни – шесть, и даже дверь, одна, но большая, стало таять, сравниваясь с побуревшей и одеревеневшей корой.
– Эй, я не понял, что за!..
Возмущенный маг приналёг, удвоил усилия – и перемены к прошлому [123] отступили.
– Наличник подкрасить… Ставни подправить… Подкову приколотить… – деловито приговаривал чародей, не оставляя в покое фасад своего древесного жилища ни на миг. Изменения еще несколько раз пытались возвратить статус-кво, но упрямству его премудрия они были не ровня.
– А, и верандочку! – спохватился он.
Новый заряд магии выровнял, распластал ветку под их ногами, снабдил резной загородкой, столом с вышитой скатертью, водрузил на него самовар, чашки и тазик с плюшками, и развёл вокруг табунок стульев и табуреток.
123
Или к лучшему?
Агафон осмотрел получившийся шедевр экстерьерного дизайна и насупился:
– Чего-то не хватает, чего-то не хватает, чего-то не хватает…
Он озабоченно повернулся направо, налево – и углядел Парадоксова, гвоздём вычерчивавшего на доске крестики-нолики.
– Ты чего просто так стоишь, ничего не делаешь?! Забил?
– Рецессивный… Нет. Доминантный… Щас.
Гена послушно прислонил доску к плечу, выбросил гвоздь, достал изо рта новый и попытался его забить. Потом
– Ну вот, другое дело, – поглядев на ход работ, довольно буркнул Агафон, отвернулся, но тут же снова насупился. – Чего-то не хватает, чего-то не…
Гвозди сыпались на головы группе поддержки внизу под регулярные всплески в громкости постулатов генетики.
– Что?..
– Что за?!..
– Что у вас там происходит?!
Выкрики снизу отвлекли чародея. Лик его помрачнел еще больше.
– Это кто там ещё?
Парадоксов, не понимая разницу между риторическим вопросом и экзистенциальным, выплюнул остатки гвоздей и ёмко ответил:
– Наши.
– Наши?..
Физиономия волшебника просветлела.
– На-а-аши! – блаженно протянул он, словно леденец смаковал.
И не успела Серафима опомниться, как повинуясь взмаху рук чародея под его счастливый рёв: "Наши пришли!" на новую веранду ракетами взмыли все, кто стоял внизу, и кучей-малой приземлились на свежеокрашенный дощатый пол.
– Новоселье! – с улыбкой в сто свечей воскликнул маг. – Располагайтесь, люди добрые! Гостями в моём тереме будете! Давайте знакомиться!
Может быть, вновьприбывшие попытались познакомиться. Может, представиться. Но скорее, подозревала Серафима, рассказать его премудрию, что они про него думают, в нескольких частях, с прологом, эпилогом и антрактами на дополнительный набор воздуха. Как бы то ни было, отдельных слов было не разобрать: шум и гам стоял, как на базаре в воскресный день. Когда ловили конокрада. И, начинала подозревать ее высочество, с приблизительно таким же исходом в перспективе.
Агафон, не понимая перевозбужденного состояния дорогих гостей, сперва пятился к стволу-фасаду, но упершись спиной в стену, ввязался в перепалку с азартом истинно деревенского парняги, иногда ухитряясь перекрывать вопли почти десятка голосов.
– Да перестанешь ты стучать когда-нибудь, или нет, Парадоксов?! – отвлеклась от наступления на мага Лариска и повернулась к Гене, азартно забивавшим виртуальные гвозди в отсутствие настоящих. – Дятел нашелся! В ушах от твоего стука звенит! Сама себя не слышу! По голове себе постучи!
– А ты не кричи на чужих… архипрофессоров – тогда слышать будешь! – взвилась Наташа, среагировав на ключевое имя, и всеобщий ор показался монотонным бубнением. – На Демьяна своего кричи иди!
– С чего это она на меня кричать должна?! – иерихонской трубой возгласил боярин Похлёбкин.
– Тошно-тошно, батюшка! – поддержала его боярыня Серапея, не замечая внучки, прикусившей язык от счастья: насчет "своего" Демьян не возразил. – Не должна! Иштинный швет, не должна! Вот жамуш за тебя выйдет – тогда должна будет кришать, хошет-не хошет, ноблеш облеж, а шейчаш она по жову щердша кричит!
– Милые бранятся – щепки летят! Два сапога – одна сатана! – сообщил всему миру [124] Дай У Ма, потрясая цитатником Шарлеманя Семнадцатого перед носом огорошенного таким поворотом боярина.
124
Если судить по громкости высказывания.