Хозяйка расцветающего поместья
Шрифт:
— Домой, — сказала я наконец.
— Не серчайте, барыня, но сперва к модистке и за шляпками. Так барин велел, ежели вы сами не вспомните. И еще велел с вами не спорить, просто делать по-евойному.
Вот, значит, как? Что ж, я тоже спорить не буду, просто сделаю по-своему. Тем более что легкомысленные Настенькины платьица мне самой не нравились. Так что я с чистой совестью позволила модистке навязать мне бальное платье, только не из полупрозрачного шифона, а нормальное, плотное; закрытое платье для летних прогулок в усадьбе, даром что летом
Эти панталоны и навели меня на мысль.
— Мне нужно еще три-четыре платья. Особенных. Вот такой длины. — Я показала себе над коленом.
У бедной модистки глаза полезли на лоб. Она даже не сразу нашлась, что ответить, а я продолжала:
— И к ним шароварчики. Не очень широкие, но достаточно свободные, чтобы не мешать работать в саду.
И пусть только Виктор попробует сказать, что в таком наряде видно что-то лишнее!
Модистка кое-как обрела дар речи.
— Но… Но это же невозможно! Будет скандал! Князь Северский…
Я захлопала ресницами.
— Я же не собираюсь заставлять князя это носить!
Женщина закашлялась. Я осторожно постучала ее по спине, но, кажется, это только ухудшило дело.
— Если вы боитесь, что князь не оплатит счета за такие наряды… — начала было я.
— Князь всегда платит по счетам, — покачала головой модистка. — Но каков будет скандал в свете!
— Я не собираюсь выходить в этих нарядах в свет. Они нужны мне для работы в саду.
У модистки сделалось такое лицо, что я испугалась, как бы она не помчалась за Иваном Михайловичем. Но, похоже, портниха решила, что с сумасшедшими лучше не спорить.
Так что она согласилась пошить мне костюмы, два из теплой шерсти и два из хлопка, «настоящего, не подделанного шерстью, хотите, подожгу нитку, чтобы вы убедились?».
Не желая лишний раз спорить, я понюхала остаток вспыхнувшей от свечи нити, подтвердила, что паленым волосом она не пахнет. Модистка, в свою очередь, не попыталась удлинить платья, зарисовывая фасон. Когда она снимала с меня мерки, под болтовню о пустяках заметила:
— Моей тетке, когда она сильно отощала после болезни, доктор рекомендовал смесь из желтков, меда, какао и коровьего масла. Она говорила, что это очень вкусно, и быстро вернула прежние формы.
Намек выглядел очевидным, но я не была уверена, что хочу немного потолстеть. Все же я согласилась с тем, что это наверняка вкусно, позволила записать рецепт «на случай, если кому-то из ваших родственников понадобится», и мы распростились.
— Прав был барин, когда велел Герасиму вас к модистке везти, — еле слышно заметила Дуня. — И отдохнули, и порадовались. Вон как глаза блестят.
Я решила не огорчать ее рассказом, что меня веселит удавшаяся шалость, и позволила везти себя к шляпнице.
Кажется, шляпки стоили дороже платьев, потому что хозяйка лавки усадила меня пить чай. Отказываться я не стала, наездившись
— Спасибо, но, пожалуй, я воздержусь от покупки.
К тому же я стала уставать от разноцветья и блеска золотой вышивки и перьев.
— Как? — ахнула хозяйка. — Неужели вы не выведете в свет хоть одну новую шляпку?
Она демонстративно закатила глаза.
— Эти злые языки… Скажут, князь охладел к вам.
Ах так?!
— Я бы хотела кое-что особенное, — пропела я. — Что-то, чего ни у кого нет. Вы делаете на заказ?
Увидев набросок, шляпница округлила глаза не хуже модистки.
— Но такого никто не…
— Раз я буду носить, то уже не «никто», — улыбнулась я.
Ума не приложу, чем ее смутила обычная вьетнамка? Веками женщины прятали под ней лицо от солнца, работая на рисовых полях. Значит, и мне сгодится. Сложный каркас? Да уж не сложнее каркаса капора.
— Я даже не представляю, к какому наряду…
— Не представляете — так не представляете, — не стала спорить я.
В самом деле, пора бы домой. А шляпку мне Дуня сплетет из соломки, и не будет рассказывать, что такое не носят. Так что я распрощалась со шляпницей, оставив лишь обещание подумать еще и, возможно, дать знать, если все же захочу что-то купить.
Когда я выходила из дома, навстречу мне шмыгнула какая-то девушка, судя по одежде — прислуга.
— Барыня, тут такое дело, вы только не ругайтесь, — начала Дуня, когда я села в коляску.
— Что случилось?
— Я не знала что… Я никогда в городе…
— Да что стряслось? — уже всерьез испугалась я.
— А дядька Герасим… — Она шмыгнула носом.
— Герасим?
Кучер обернулся.
— Прибегала тут деваха одна и давай с вашей горничной лясы точить. Я сперва не лез, дело бабье — языками чесать. Да та возьми да стань выспрашивать, а что за шляпка, мол, на барыне, у кого сшита и нельзя ли мерку снять.
Я выдохнула, успокаиваясь.
— Деньги сулить начала, а Дуняша, дуреха, возьми да и скажи, дескать, никакой хитрой выкройки нет, просто шарфы, красиво намотанные, барыня сама постаралась.
— Я не знала…
— Ничего страшного не случилось, — успокоила ее я.
— И все равно не дело с чужими о господах болтать, — не унимался Герасим.
Я едва удержалась, чтобы не припомнить, как он убеждал Петра, будто барыня — скандалистка. Петр, конечно, формально не чужой, временно в том же доме служит. Но, может, не останови его Герасим, не было бы и выстрела.
Кучер будто прочел мои мысли, добавил себе под нос:
— Да и со своими, пожалуй, не стоит.
Дуня снова попыталась оправдываться, но я остановила ее. Училась девушка быстро, второй раз ничего подобного точно не случится.