Хозяйка расцветающего поместья
Шрифт:
— А разве покушение на убийство не является поводом для ареста? — спросила я.
— Ареста и казни, что я безуспешно пытаюсь втолковать вашему супругу. Может, хоть вы сможете уговорить его быть благоразумным.
— Строгость законов в Рутении компенсируется необязательностью их исполнения, — фыркнул Виктор.
— Не когда я исправник.
— Но не судья, — не унимался муж.
— Я говорю не о возможной дуэли, — вмешалась я. — Я говорю о попытке убийства князя Северского.
— Убийства? — подобрался Стрельцов, и одновременно
— Настя!
— Эта попытка еще и доказательство, что Зайков прекрасно знал о моем пребывании в городе, — продолжала я. — И что ни на какое свидание я его не звала. Есть свидетели…
— Замолчи немедленно!
— И не подумаю! — возмутилась я. — Я не собираюсь становиться молодой богатой вдовой только потому, что у моего мужа гордыня в заднице играет!
Кажется, это было грубо, потому что Стрельцов уставился на меня с изумлением. Но мне было все равно.
— Если уж ты так бережешь мою репутацию, подумай о том, что с ней станет, если тебя застрелят! В бедную Наталью Николаевну только ленивый не бросил камень, как будто мало ей было горя!
— Кто такая Наталья Николаевна? — полюбопытствовал Стрельцов.
— Знакомая моих знакомых. — И правда, есть ли среди моих знакомых те, кто никогда не слышал о Наталье Николаевне? — Осталась вдовой с четырьмя детьми, и все, кто знал ее мужа, обвинили…
— Анастасия, хватит. — В голосе мужа прозвучало столько холода, что я едва не поежилась, хотя в карете было тепло. — Кирилл Аркадьевич, прошу прощения, что вы стали свидетелем семейной сцены. Моя жена слишком остро воспринимает все после болезни.
— Еще скажи, что я вру! — молчать я не собиралась.
— Я не желаю больше говорить на эту тему.
— А я не желаю рыдать на твоих похоронах! — Я повернулась к Стрельцову. — Вчера вечером…
— Настя, еще одно слово, и я очень, очень рассержусь.
Стрельцов стукнул в стенку кареты.
— Останови, я сойду! — Он улыбнулся, словно мы все еще были в театре и болтали о пустяках. — Князь, княгиня, спасибо за приятную и познавательную беседу.
— Зачем ты влезла в мужской разговор?! — взорвался Виктор, когда за исправником закрылась дверь и карета снова покатилась по дороге.
— Затем, что он касался меня! — тоже не стала сдерживаться я.
— Чем он тебя касался? Тебе подставляться под пули?! И не лезь не в свое дело!
— Не подставляйся! — перебила я его. — Об этом я тебе и талдычу!
— Во-первых, вызов уже послан. Во-вторых, иначе тебя назовут блудницей, а меня рогоносцем.
— Как будто меня и так ею не назовут! Ты говоришь «не касается». Но это меня будут поливать во всех гостиных, как бы ни обернулась ситуация! Это мне придется разбираться, если тебя ранят или, того хуже, убьют!
— Что ты заладила, будто кликуша: «Убьют!» Хватит каркать!
— Теория вероятности не показывает связи между высказыванием прогноза и его исполнением! — Я поспешно поправилась: — Пуле наплевать, говорят о ней или
Но мужу уже были неинтересны любые теории.
— Если боишься потерять содержание, я напишу новое завещание перед поединком.
От возмущения я потеряла дар речи. Все, что смогла, — перескочить на переднее сиденье, подальше от этого… этого… и каким-то образом не залепить ему пощечину. Которую он заслужил, между прочим, хотя я всегда считала рукоприкладство ниже своего достоинства.
— Напишешь завещание, значит…
— Да, и ты получишь куда больше обычной вдовьей доли.
— На гербовой бумаге…
— Конечно, — сухо подтвердил муж.
— Отлично, она пожестче будет. — Мое терпение лопнуло. — Знаешь что? Если у тебя не хватает ума понять, что я боюсь потерять не деньги, а тебя, то возьми свое завещание, скомкай, засунь себе поглубже и проверни! Хотя вряд ли это прибавит тебе мозгов!
— Настя, успокойся немедленно, или ты завтра же вернешься в деревню!
— Напугал ежа голой… ягодичной мышцей! — Я уже не могла спокойно сидеть, подскочила, больно стукнулась макушкой о верх кареты, но это только сильнее меня разозлило. — Я сейчас же отправлюсь домой, только…
Карету тряхнуло на камне, и я, потеряв равновесие, полетела прямо на мужа. Не знаю, каким чудом в последний миг сумела опереться не на него, а на стенку над его плечом. Виктор подхватил меня за талию под распахнувшимся тулупом, но вместо того, чтобы оттолкнуть, потянул на себя, и я, сама не поняв как, очутилась верхом на его коленях. Юбка, натянувшись, затрещала, я ойкнула, попыталась отшатнуться, но муж не выпустил.
— Никуда ты не поедешь. — В его голосе промелькнули хриплые нотки, отозвались мурашками по коже.
Нет, это оттого, что тулуп распахнулся. Хотя тогда бы стало холодно, а меня обдало жаром от его взгляда.
— Почему это? — Мой голос тоже сел.
— Потому что я тебя никуда не отпущу, — выдохнул муж в мои губы.
Притянул меня за затылок уже знакомым жестом, и я подалась навстречу. Злость все еще бурлила внутри, и поцелуй вышел жестким, напористым, жадным, и снова никто из нас не хотел ни сдаваться, ни разжимать объятия. Тулуп слетел на сиденье напротив, но жар ладоней мужа, скользивших у меня по спине, не давал замерзнуть.
— Не сейчас… — выдохнула я, когда мы оторвались друг от друга, чтобы глотнуть воздуха. — Ребро…
— В бездну ребро, — хрипло отозвался он, целуя мою шею.
Карета остановилась.
— Приехали, ваши светлости, — окликнул Герасим.
Глава 11
Я вылетела из кареты, забыв и про тулуп, и про прореху на платье. В прихожей тихо ахнула Дуня, что-то спросила вслед, но мне было не до нее. Жар заливал лицо, стоило только подумать, что Герасим наверняка все слышал и все понял. Пропади оно пропадом, это богатство, если к нему прилагается толпа вольных и невольных соглядатаев!