Хозяйка расцветающего поместья
Шрифт:
— Хорошо. Но погреб же запирается!
— Коты — это жидкости, они просочатся в любую щель и примут форму сосуда, в который их поместили, — отшутилась я. — Проскользнул под ногами у Марьи или Дуни, да и вся недолга.
В самом деле, не рассказывать же, что кот умеет ходить сквозь стены и перемещаться туда, где он нужен!
Мотя чихнул и сиганул на форточку, а потом и за окно.
— Ты правда собираешься подать эту рыбу за обедом? — спросил муж.
— Не именно эту. Но лучше бы за обедом. Может, не поедешь сегодня в Дубровку?
— А может, наоборот, лучше съездить и привезти матушку? Она скучает
— Тогда уж сразу Жана привези, — проворчала я, как-то разом почувствовав себя молодой женой перед визитом классической свекрови.
Муж легко сжал мою руку, и я устыдилась своего ворчания.
— Я тоже буду рада ее видеть, если дорога ее не утомит.
Виктор покачал головой.
— Утомит? Мою матушку? Не знаю, что ты добавила в мазь или в то горькое пойло, но матушка порхает по усадьбе, и, кажется, я устаю быстрее нее.
— Она могла бы заночевать у нас или погостить столько, сколько захочет, — решила я.
Места хватит, прислуги теперь тоже достаточно, дом сияет чистотой, так почему бы и нет? Моя свекровь, к счастью, не из тех, к кому возраст приходит один, потеряв по дороге мудрость. Посмотрит, что и как, может, и посоветует что-нибудь дельное. Я-то совсем начинающая барыня.
Муж поцеловал меня.
— Тогда я съезжу за матушкой.
Он ушел собираться, а я отправилась на кухню. Над печью уже витал аромат гречневой каши и мясного бульона: на обед планировались зеленые щи с молодым щавелем, и нам, и работникам. Запеченные яйца, которые нужно будет добавить в щи для пущей сытности, лежали в миске, рядом высилась горка зелени, а сама кухарка, ощипав цыплят, собиралась вынести их в летнюю кухню опалить, чтобы не смущать носы благородных господ запахом горелого пера.
— Цыплят верни в погреб, сготовим на ужин, — велела я. — Щи готовь только для дворни и работников. Оставшийся бульон пока тоже на лед. Барин хочет пригласить в гости свою матушку, а я намерена подать на обед кое-что особенное.
Даже если кухарка и была недовольна, она никак это не выразила. Только сказала:
— Если вы изволите послушать, княгиня любит гречневую кашу с маслом.
— Отлично, — улыбнулась я. — Спасибо, одной заботой меньше. Ты заканчивай готовить то, что начала, а я займусь обедом для княгини.
Сама я просто навернула бы копченую рыбу с картошкой и маслом, а может, и вовсе с черным хлебом. Но я уже успела узнать, что черный хлеб среди местных аристократов считался блюдом грубым, простонародным. Нет, конечно, свекровь ничего мне не выскажет, она для этого слишком хорошо воспитана. И все же… С тех пор, как в доме появилась кухарка, есть мы стали как было привычно местным — несколько «перемен блюд», как это называлось здесь.
Тогда, наверное, ботвинья, раз уж щи задуманы на мясном бульоне, чересчур наваристые и сытные для рыбы. Быстро и просто. Квас у нас теперь ставился постоянно и для господ, и для работников. Крапива, сныть и щавель тоже есть. Запеченная свекла. Если прямо сейчас сунуть ее в печь, как раз успеет и спечься, и остыть. Получится легко, с кислинкой, как раз оттенить рыбу.
Еще к рыбе просится картошка, но она уже не слишком хороша, чтобы просто отварить. Тогда пюре. С молоком и добавить взбитый в пену белок, чтобы было нежнее. И тушеная капуста с тмином и моченой клюквой.
Что
Ну и, конечно, рыба, ради которой все затевалось.
Когда к крыльцу подкатила коляска, у меня все уже было готово. Горячее стояло у печи, чтобы не простыло, закуски разложены по мисочкам, соусы — в соусниках, рыба отделена от костей и красиво сервирована на блюде.
Я поспешила навстречу гостье. Княгиня выпорхнула из коляски, едва оперевшись на руку сына, огляделась по сторонам.
— Как чудесно! — воскликнула она.
Сад зацвел еще не весь, но благоухание яблонь уже наполняло воздух, белые лепестки выглядели кружевами на фоне яркого весеннего неба.
— Рада вас видеть, маменька.
Действительно рада, и еще больше — тому, что ей действительно намного лучше. Я по-прежнему оставалась не настолько самоуверенной, чтобы считать, что болезнь прошла навсегда, но искренне надеялась, что хотя бы до осенней сырости беспокоиться о здоровье свекрови не придется.
Мотя спрыгнул с крыши крыльца, уселся на лестнице, важно глядя на гостей.
— И ты здесь! — улыбнулась свекровь. Протянула руку: — Кис-кис.
Мотя не торопясь приблизился, позволил почесать себя за ухом и с королевским достоинством зашагал к дому.
Виктор, выбравшись из коляски, прихватил корзинку. Рядом тут же закрутился мальчишка, взятый «на побегушки». Муж протянул корзину ему.
— Отдай на кухню, скажи, чтобы перелили в кувшин и охладили. Барыня распорядится, когда подать.
Мальчишка с тоской глянул, как Герасим повел лошадь на задний двор. Поклонившись барину, опрометью помчался в дом. Явно надеялся, что успеет и приказ барина выполнить, и прибежать кучеру помочь, чтобы за помощь перепало четверть, а то и половина змейки.
Мы прошли в дом. Свекровь восхищенно ахнула.
— Настенька, я не узнаю это место! Как стало хорошо и уютно!
Пожалуй, я и в самом деле могла гордиться собой. Сейчас дом вовсе не походил на ту продуваемую всеми ветрами халупу со скрипящими полами и треснутыми печами, в которой я очнулась. Конечно, преображение во многом случилось благодаря магии, а потом и появившимся слугам, но все же и я приложила к нему руку. Я оглядела залитую светом галерею. Разберемся с летними и осенними делами, и можно попробовать возродить в ней зимний сад, который был когда-то.