Хозяйка расцветающего поместья
Шрифт:
Я еще немного поворчала для приличия. И только когда мы отъехали достаточно далеко, заметила:
— Похоже, с утра ты ездил не на прогулку.
— Прогулялся, — улыбнулся он. — До почты. Сегодня письмо будет у Стрельцова. А там посмотрим, попробует ли кто-нибудь перехватить ценную посылку в город.
— Думаешь, клюнет? — Я невольно затаила дыхание, представив, как доктор попадется в ловушку.
— В усадьбу он больше не совался. Посмотрим, может, на эту провокацию поддастся.
Дела требовали внимания одно за другим — только успевай поворачиваться.
Колодец очистили в срок. Мужика, заработавшего
Вода снова стала свежей и вкусной, «лучше, чем была», уверяла Марья и рассказывала всем, кто не успевал увернуться, какая умница барыня, вычитала в ученых книжках, как испорченный колодец снова сделать хорошим.
Первое время я каждый день ездила верхом из одного дома в другой. Звездочка, исправно носила меня туда и обратно, больше не пугаясь — возможно, просто потому, что пугаться теперь было нечего или некого. Но все же с непривычки я уставала от этих поездок и, когда в доме снова появилась чистая вода, вернулась к себе, благо свекровь чувствовала себя совсем хорошо и больше не нуждалась в моей постоянной заботе.
«Настенька, я словно помолодела на десяток лет, — сказала как-то она. — Столько сил откуда-то взялось, наконец-то можно хозяйством заняться как следует», — и я поняла, что не стоит ей мешать. Теперь уже Виктор, перебравшись в Ольховку, каждое утро ездил к себе — проведать мать и проконтролировать, как идут дела в имении. В конюшне теперь стояли три лошади — моя, то есть Настенькина сивка, Звездочка, подарок мужа, и его Серко. Петр, которому явно прибавилось забот, радовался, что дела в усадьбе пошли на лад.
Он посватался к Дуне по всем правилам и получил отказ. Однако это не расстроило ни его, ни Дуняшу. «Так надо, касаточка, — объяснила мне Марья. — Уважающие себя родители с первого раза дочку не просватают. Вот если после третьего раза откажут — тогда и правда придется отступиться. Да только, помяни мое слово, все сладится».
В усадьбе появлялось все больше людей. Повара я все же решила не нанимать, несмотря на ворчание Марьи: «Где это видано, чтобы барыня из одного котла с дворней ела». Может, когда-нибудь и придет время для изысков вроде тех, что готовил Жан, но пока мне было не до них. Жан и посоветовал мне нанять женщину, которая на его кухне числилась помощницей кухарки, но уже давно «посматривала на сторону», как он выразился. «Лучше пусть свои сманят, чем чужие». Готовила она и правда хорошо, и моя скромная кухня ее не смутила, а свежая зелень из теплицы порадовала. Позже я узнала, что кухарка проболталась, дескать, наслышана была, что новая хозяйка бестолковая, а она во все вникает не хуже
Марья, которой не по чину теперь было ночевать на кухне, переселилась вместе со своим сундуком в комнатку рядом с кладовой. Я отдала ей ключи, порадовавшись, что сняла с себя еще одну заботу. Правда, забирать к себе чай и кофе нянька отказалась, дескать, «непорядок». Я удивилась:
— Они вообще на кухне в шкафу лежали, и ты не возмущалась.
— Так это было, когда мы с тобой вдвоем жили да с Дуняшей.
— И Петр, — напомнила я.
— Петя сперва болел, а после на кухню только поесть заходил, когда ты звала. Его забота — лошади да двор, до домашних дел он не касается и не касался, и все равно, кто дорогие припасы отмеряет. А сейчас сколько глаз да ушей кругом — все должно быть как подобает. Ты вспомни, барин-то, как сюда переехал, не торопился чай из сундука доставать. И ежели послушаешь ты меня, касаточка, то домашним слугам еще туда-сюда, а дворне чай вообще не по достоинству. За новым-то в город не наездишься.
— Так что же, людей пустой водой поить?
— Зачем пустой, касаточка? Яблок сушеных у нас с осени сколько осталось — взвара горячего на всех хватит. А ежели ты расщедришься да велишь кухарке туда меда и аниса добавить, все спасибо скажут. Смородина опять же листья пустила, малина, земляника, а там и вишневые можно будет надергать. Потом жара придет, квас поставим, мяту насобираем. А там и осень — шиповник, боярышник, те же яблоки: не все же ты велишь в городе продать, что-то и себе оставишь.
Парни, те же, что сделали мне парник, занялись малинником. Вскоре дикий лес — того и гляди медведь заведется — сменили аккуратные ряды молодых побегов. Вырезанные старые прутья я велела не отправлять в компост, куда сейчас уходили все отходы, а аккуратно сложить сушиться под навес.
— Зачем тебе они? На растопку? — полюбопытствовал Виктор.
— На копчение. Добавят тонкого фруктового аромата.
Муж покачал головой.
— Никогда не слышал, чтобы печь с подвешенным мясом топили какими-то особыми дровами.
— Вот потому ты и считаешь, что закоптить мясо — все равно что испортить, — хмыкнула я. — Смола хвойных деревьев придает дыму горечь, как и береза…
— Березовые дрова самые лучшие — горят долго и жарко.
— И при этом выделяют деготь. Когда он просто вылетает в трубу — ничего страшного, но если в той трубе висит копченое мясо…
Я не стала договаривать. Все же повезло мне, что папа — мой настоящий папа, а не Настенькин, о котором мне здесь приходилось отзываться как о «батюшке», — обожал и рыбалку, и охоту, и сам любил заготавливать добытое.
— Похоже, не зря ты запросила привилегию, — улыбнулся Виктор. — Печь скопировать любой может, но в такие тонкости поначалу никто не станет вдаваться.
Я ожидала, что следом услышу «откуда ты это знаешь?», но, похоже, муж сам опасался узнать ответ и потому больше вопросов не задавал.
Глава 30
Однажды меня разбудил осторожный стук в дверь спальни. Я приоткрыла один глаз, обнаружила, что солнце еще и не собиралось вставать, и снова уронила голову на подушку. Если бы случилось что-то по-настоящему серьезное, стучали бы не так.