Хозяйка расцветающего поместья
Шрифт:
— Вставай, касаточка, — донеслось из-за двери. — До света управиться надо.
— Что такое? — сонно заворочался рядом Виктор.
— Скотину в первый раз выгонять будем. Хорошо бы, чтобы и сама хозяйка была.
Я поцеловала мужа в колючую с утра щеку.
— Спи, про хозяина ничего не сказывали.
Он улыбнулся, притянул меня к губам и только после этого снова закрыл глаза.
На кухне уже пахло свежевыпеченным хлебом. Под чистым полотенцем остывали маленькие круглые караваи, каждый с налепленным сверху символом трехъязыкого
— В этот раз я сама все сделала, но ты, барыня, запомни, чтобы, когда помру, ничего не упустить, — начала поучать меня нянька. — Хлеб в печь сажать надо до света. И соль на загнеток положить. Как хлеб готов будет, так и соль снимаем, пусть остывает. Этим скотинку кормить станем.
В дверях появилась Дуня с разноцветными лентами в руках.
— Вот, умница, — поприветствовала ее Марья. — А теперь, сделай милость, принеси мой праздничный передник. И барынин тоже.
— А зачем это все? — спросил Виктор. Как я и думала, он все же не выдержал любопытства и вышел из спальни.
— Ленты в хвосты да в гривы вплетем, от дурного глаза. А через передник скотинку прогнать надо. Чтобы, как я от дома не отхожу, так и скотинка не отбивалась.
Я заварила мужу чай на спиртовке: печь после того, как вынули хлебы, заново еще не растапливали.
— Теперь, барыня, полезай на крышу да кричи в печную трубу: «Дома ли скотинушка?»
— Зачем? — удивилась я.
— Чтобы скотина домой возвращалась.
— Так она в хлеву. Там кричать? — продолжала недоумевать я.
— В черных сенях и лошадки, и поросятки, а Петя за ними приглядывает.
— А мне, похоже, нужно за тобой приглядеть. — Виктор встал из-за стола.
К кухне уже была приставлена лестница. Виктор взобрался по ней, помог подняться мне и, поддерживая под локоть, подвел к печной трубе.
— Погоди. — Меня окутал сияющий кокон. Муж удовлетворенно кивнул. — Вот теперь можешь хоть голову в трубу засунуть. Только ненадолго.
— Дома ли скотинушка? — крикнула я, чувствуя себя ужасно глупо под веселым взглядом мужа.
— Дома, дома! — гулко донеслось снизу.
Когда я спустилась, во дворе уже собрались работники, и в устремленных на нас с князем взглядах мне почудилось одобрение.
Когда я вернулась в дом, кухарка уже закидывала в печь дрова, а Марья нарезала караваи, натирая каждый ломоть солью с загнетка.
— Сперва хлебушком покормим, потом через передники проведем, — приговаривала она. — Касаточка, не забудь свой рядом с моим постелить.
Когда мы вышли во двор, небо едва начало светлеть. Дуня несла блюдо с хлебом и ленты, я — оба передника, Марья — крынку с золой. Собравшиеся во дворе приложили ладонь к груди, потом ко рту и ко лбу. Я повторила священный жест.
Марья посыпала золой дорожку от черных сеней, постелила передники.
— Выпускайте лошадок, барыня.
Я открыла дверь. Звездочка
— Как хлеб без печи не живет, так и вы без дома не живите.
Я отдала хлеб Звездочке, повторяя за нянькой слова. Краем глаза заметила, как переглянулись собравшиеся во дворе. Виктор наблюдал за нами, прислонившись к стене дома. Когда наши взгляды встретились, он улыбнулся — и я увидела в его глазах восхищение.
Лошади переступили через передники. Женщины принялись вплетать ленты им в гривы. Я помогала, как умела. Марья вручила мне вербу:
— Хлещите да приговаривайте — как верба гибка да жива, так и скотинка чтоб здорова была.
После лошадей выпустили поросят. Им тоже полагался и хлеб, и привязанные на хвостики ленты. К моему удивлению, юркие поросята не сопротивлялись и стояли смирно, пока их не отпустили.
Нянька сотворила священный жест.
— Ну, ступайте.
Хлестнула, подгоняя, прутиком вербы каждую лошадку по очереди — совсем легонько, даже Серко только недовольно глянул на нее, но брыкаться не стал.
Мы провели животных на луг за дорогой. Травы там пока явно не хватало для полноценного выпаса, так что сегодняшний выгон был чисто символическим. Ничего, скоро все вокруг будет покрыто густой зеленью: весной природа меняется стремительно, каждый день приносит что-то новое.
— Вот и слава богам, — сказала Марья, прикладывая ладонь к груди, рту и лбу.
— Скоро вернутся, — заметил подошедший к нам Виктор. — Не хватит им пока корма.
— Ничего, главное — зиму пережили. — Марья забрала у меня передники. — Надо их выстирать, да запомни, касаточка: золу перед стиркой не выбивай, так и стирай как есть. И, когда с поля скотина придет, ленты сними да не выбрасывай, сохрани до следующего года.
Она оправилась в дом, работники разошлись со двора — кто в девичью, кто в людскую избу.
— Мою матушку люди не звали выгонять скот, — сказал Виктор, когда мы остались во дворе одни. — Как и меня.
В его голосе мне почудилось что-то вроде ревности.
— У вас с матушкой управляющий да экономка, — мягко улыбнулась ему я. — Оба, поди, городские да ученые. А у меня ключница, бабка деревенская.
Ветер пробежал по двору, заставив меня поежиться. Виктор обнял меня, согревая.
— Ты действительно во все это веришь?
— Не имеет значения, во что верю я. Главное, что люди верят и что для них это важно.
— Пожалуй, надо подумать, как сделать, чтобы в следующий раз… — Он расхохотался, не договорив. Пояснил: — Представил, как матушка взбирается на крышу и кричит в трубу.
— Может, не надо? — встревожилась я, хотя тоже не удержалась от смеха.
— Значит, в следующем году тебе отдуваться в обоих имениях, — улыбнулся муж, крепче обнимая меня за талию.