Хозяйка расцветающего поместья
Шрифт:
Глава 39
Купец все же упускать своего не собирался.
— Тогда вернусь, как малина поспеет, ежели вы не против, ваша светлость.
— Ваше степенство желанный гость в этом доме, — улыбнулась я. — Но малиной едва ли смогу порадовать. Я планирую часть засушить, а часть пустить в наливки, лечиться зимой. А из остального сделать леваш, он хорошо хранится. Но не настолько ценен, чтобы вашему степенству стоило утруждаться ради него.
В самом деле, здесь это лакомство знает каждая хозяйка, тем более что сахара оно не требует. Подварить ягоды,
— На сухое варенье малина не пойдет? — уточнил купец.
— Мякоть уварится, усохнет, и останутся сплошные косточки. Поэтому лучше леваш.
— Готов поспорить, вы и косточки знаете куда пристроить. — По его тону непонятно было, то ли шутит его степенство, то ли серьезен.
— Знала бы, будь у меня не небольшой малинник, а целый лес, — согласилась я. — Масло, отжатое из косточек малины, благотворно влияет на кожу и помогает защитить ее от загара. Думаю, у дам оно бы имело спрос. Но в тех количествах, которые у меня останутся после левашей, косточки проще пустить в компост, чем думать, как сделать пресс для холодного отжима.
Медведев хмыкнул в бороду, и я подумала, что с него станется найти способ и насобирать семян малины, и пресс построить. Мне было не жаль идеи, как не жаль было рассказывать Виктору про свекловичный сахар. Все равно жизни не хватит, чтобы реализовать хотя бы то, что можно повторить в этом мире при местном уровне техники.
— Что ж, тогда загляну, чтобы отведать вашего леваша, ваша светлость. Да и от себя что-нибудь привезу.
В этом я не сомневалась — еще ни разу купец не заглянул ко мне без подарка. В первый раз он привез набор каргопольских кринок разного размера, от крохотной, с кулачок, до большой, в полведра. Белоглиняные бока каждой кринки опоясывали синие узоры: плывущие друг за другом стилизованные рыбки среди волнистых линий. Хорошо, что свекровь заранее предупредила меня что здесь принято приезжать с подарком, а то я бы отказалась, смертельно оскорбив купца. Потом были мешочки с пряностями, которые возили в северные порты. Все же эта традиция подношений в дань уважения моему статусу смущала меня, и, похоже, это было заметно.
— Не стесняйтесь, ваша светлость, я от всей души. Не каждый день княгиня мужика как равного принимает. А там, говорите, заглянуть за сухим вареньем, когда кабачки пойдут? Только вы никому на сторону не продавайте, я даже торговаться не стану.
Я хихикнула про себя: торговаться он станет непременно, без этого и сделка не сделка. Однако говорить это вслух не стоило.
Медведев был не единственным моим гостем. Я думала, что, когда разойдутся слухи о нашей с мужем ссоре, соседи снова про меня забудут, однако они по-прежнему наезжали без приглашения. Даже после того, как я не слишком вежливо осадила самых любопытных.
— А ты знаешь, княгинюшка, что твой наряд сама императрица нынче носит? — огорошила меня как-то Марья Алексеевна. — Когда в своем садике работает.
— Да что вы говорите? — искренне удивилась я.
— Да, она приняла лангедойльского посла в оранжерее своего садика. Года четыре назад тот привез ей из
Я слышала, что императрица собирает растения со всего света и очень гордится своей коллекцией. Но чтобы она еще и в саду сама ковырялась? В штанах?
— Юбка неприлично короткая, шаровары, но все вместе неожиданно мило. Не знаю, кто уж ее на такой туалет надоумил, но, чую, теперь все барыни кинутся подобный заказывать.
— Надеюсь, хоть шляпка у нее была нормальная? — не удержалась я, и генеральша расхохоталась.
— Да уж, не та крестьянская, которой Ольга всех насмешила.
Я хмыкнула — сейчас на мне как раз была вьетнамка — но Марья Алексеевна догадалась, о чем я думаю, и не смутилась.
— Ты не путай. В саду, как сейчас, она на своем месте. Солнце лицо не портит, и поля не мешают глядеть, не то что в капоре. А в театре? Смех, да и только.
Она подхватила меня под руку, двинулась в тень — мы как раз гуляли в саду.
— Ишь, сколько белого налива, — восхитилась генеральша.
В самом деле, ветки едва не ломились от тяжести плодов. Какая все же чудесная штука — благословение!
Мотя спрыгнул с ветки нам под ноги. Я наклонилась его погладить.
— Хорош! — в который раз сказала Марья Алексеевна. Тоже склонилась к коту, который милостиво позволил почесать его за ухом. Вернулась к прерванному разговору.
— Скоро созреет, мочить-сушить будешь?
— Буду, — согласилась я. — Еще думаю с вином и сахаром да гвоздикой проварить, зимой подавать к мороженому или игристому. Или просто с блинами — конечно, только для взрослых.
— Дороговато на сахаре к блинам, — покачала головой Марья Алексеевна. — Да и не достоит до зимы.
Я хотела было сказать, что у меня достоит, но вовремя прикусила язык: пожалуй, этим секретом пока делиться не стоит.
— Ну и как обычно: пастила, леваш, повидло. Может, мармелад…
— Мармелад? — вскинулась генеральша, и я поняла, что, кажется, снова сболтнула лишнего. Но проигнорировать вопрос было бы невежливо, пришлось объяснять.
— А, фруктовый холодец. Вкусно. Но дорого. — Она погрозила мне пальцем. — Расточительна ты, княгинюшка, муженек снова ворчать будет.
Я промолчала: говорить о муже не хотелось. Но генеральшу так просто было не унять.
— Милые бранятся, только тешатся. Помяни мое слово: он уже все локти себе искусал.
Я пожала плечами.
— Это его проблемы.
Генеральша рассмеялась, точно я была ребенком, рассказывающим, что больше никогда не даст совочек противному Витьке, но тему сменила, вернувшись к хозяйственным делам.
Продолжала наезжать и свекровь — не слишком часто, все же Сиреневое действительно было слишком далеко.
— Сын спрашивал о тебе, — сказала как-то она.
Сердце пропустило удар, но я сумела справиться с собой.
— Что вы ему ответили? — поинтересовалась я делано-небрежным тоном.