Хозяйка расцветающего поместья
Шрифт:
Я потерла заломившую спину — вроде и недолго стояла, но устала. Прошла в будуар: нужно было написать свекрови и мужу. Что бы между нами ни стояло, жизни людей важнее.
Мотя, дремавший на подоконнике, встрепенулся и повернул голову к окну за секунду до того, как я услышала стук копыт. Лошадь галопом влетела на задний двор.
— Прими поводья, — велел знакомый голос.
Я выронила перо. Попыталась встать — стул отказался выдвигаться. До чего же неуклюжей я стала — и ведь живот был еще совсем небольшим, под платьем с завышенной
Пролетели шаги по коридору, и Виктор распахнул дверь.
Глава 42
Несколько бесконечных мгновений мы стояли и смотрели друг на друга, я даже дышать, кажется, разучилась. Муж изменился, черты лица стали острее, резче. Но стоило мне заглянуть ему в глаза, и ничего не осталось, кроме этого взгляда. Столько всего было в нем. Растерянность, смятение. Вина. Тревога. И, ярче всего этого, — любовь.
— Настя…
В два шага он преодолел расстояние между нами. Я снова лишилась способности двигаться и соображать, когда он рухнул на колени, уткнувшись лицом мне в живот, обхватил бедра, да так и замер.
Руки сами потянулись зарыться в его волосы, прижать к себе крепче. Как же я скучала по его прикосновениям, как мне не хватало возможности коснуться его! Но и эта мысль тут же исчезла, когда я почувствовала, как впервые шевельнулся малыш. Будто специально именно сейчас.
Виктор выпустил мои ноги, растерянно посмотрел на меня снизу вверх. Я так же ошарашенно смотрела на него. Рука сама потянулась к животу, муж перехватил ее, накрыл мой живот ладонью — малыш толкнулся снова, прямо в нее. Несмотря ни на что, я расплылась в улыбке. До сих пор я особо не ощущала свое положение, сознавала, но не чувствовала, этот кроха внутри меня никак не давал знать о себе — и вот сейчас я по-настоящему поверила, что у меня под сердцем шевелится новая жизнь.
Муж медленно поднялся, и выражение лица у него было… непередаваемым.
— Настя, — выдохнул он. — Это то, что я думаю?
Я растерянно пожала плечами: откуда мне знать, что он думает.
— Ты носишь… — Осекся, исправился: — Мы… У нас будет ребенок?
Я кивнула молча: горло перехватило от волнения. Виктор рассмеялся, подхватил меня на руки, закружил. Я взвизгнула от неожиданности, обвив руками его шею. Наконец он вернул меня на пол. Пошатнувшись, я вцепилась в лацканы его сюртука. Муж притянул меня к себе, ткнулся лицом в мои волосы, прошептал:
— Прости меня, дурака.
На глаза сами собой навернулись слезы. Виктор отстранился, взял мое лицо в ладони так бережно, словно я могла исчезнуть, испариться от его прикосновения. Поцеловал ресницы. Кончик носа. Прильнул к губам. Оторваться от него получилось не сразу.
— Как же я соскучился, — прошептал он.
— Я тоже, — призналась я.
— Почему ты… — Он не договорил, со вздохом покачал головой. — Глупый вопрос. Зато теперь я понимаю,
Я бы не назвала это «зачастила». С другой стороны, приехать в коляске по здешним дорогам — это не такси вызвать и даже не в автобус влезть.
Виктор взъерошил волосы.
— Дожил. Две самых дорогих мне женщины мне не доверяют. Похоже, я это заслужил.
Он переменился в лице. Я проследила за его взглядом, устремленным на письмо, — то, что я не успела закончить. Радость, только что переполнявшая меня, улетучилась, будто воздух из сдутого шарика.
Муж развернулся ко мне, и лицо стало жестким.
— Собирай вещи. Мы уезжаем. Немедленно.
В груди провернулось глухое раздражение. Снова-здорово. Не поторопилась ли я с примирением?
— А меня кто спросил?
Я ожидала взрыва, но муж помолчал, внимательно на меня глядя.
— Ты помнишь, что сейчас нужно думать не только о себе?
— Я и думаю не только о себе. В усадьбе люди, и никто, кроме меня, не знает, как предупредить болезнь и как помочь больным. Я должна…
— А нашему ребенку ты ничего не должна?
Удивительно, но он до сих пор не взорвался. Я накрыла рукой живот.
— Я помню о нем. Иначе я была бы уже в деревне, рядом с Иваном Михайловичем. А так я буду делать все, что смогу. Тем более что от эпидемии не убежишь. Разве что мы сможем остановить ее.
Виктор взял меня за плечи, заглянул в глаза.
— Настя. Я верю тебе. Верю, что ты действительно знаешь, что делаешь, знаешь из этого своего мира, похоже, сильно опередившего наш.
— Знаю, — подтвердила я. — Я была врачом.
Когда-то муж небрежно заметил, что женщин не учат в университетах. И я ожидала, что он снова удивится, но он только кивнул.
— Но тогда ты знаешь и то, что здесь нет возможностей твоего мира, каковы бы они ни были. А с тем, что у нас есть… Холера уже одолела полмира, добравшись до Рутении, — так написал мне Стрельцов. Несмотря на все усилия. И ты надеешься остановить ее? В одиночку? Рискуя не только своей жизнью?
— Хотя бы в нашем уезде, — не сдавалась я. — А если ты мне поможешь, воспользовавшись своими связями, — возможно, и по Рутении болезнь не пойдет дальше.
Он отвернулся, тяжело оперся на подоконник.
— Один раз мое небрежение уже убило жену. Второй раз я такого не допущу. Даже если придется связать тебя и увезти силой.
— Ты в самом деле это сделаешь? — тихо спросила я.
Он не ответил, только ссутулился сильнее.
— Посмотри на меня.
Виктор развернулся, в глазах его плескалась боль.
— Я не любил ее, это правда. Сейчас уже бесполезно думать, кто больше виноват в том, что чем дальше, тем хуже становилось, и я поверил тем сплетням, потому что хотел им поверить. Потому что они развязывали мне руки. Но я не желал ее смерти. До свадьбы Настя… — Он осекся. — Та Настя — жила в этом доме, и Марья продолжала в нем жить, но…