Хрен С Горы

Кацман Изяслав

– Постойте, он кажется, ещё живой!
– крикнул я, заметив, что лежащий на земле воин с несколькими дорогими ожерельями тяжело дышит. Впрочем, похоже, долго он не потянет: с пробитым лёгким и проникающими ранениями в живот долго в каменном веке не живут.

– Это не типулу-таки Кивамуй - ответил Ванимуй - А наш вождь Рохопотаки. Кивамуй вон тот - пленный указал на труп рядом.

– А где знаки его высокого достоинства?

– Он снял их, когда стало ясно, что мы разгромлены - пояснил хонец - Чтобы меньше привлекать внимание врагов на пути к Мар-Хону.

Довольно неординарный шаг для туземца, в жизни которого всё мало-мальски важное связано с кучей всевозможных условностей,

символов и ритуалов. Нужно либо очень сильно перетрусить, либо, наоборот, обладать недюжинной смелостью и непапуасской широтой взглядов, чтобы снять с себя регалии верховного правителя всего Пеу, являющиеся чуть ли не частью его самого. Судя по тому, что доводилось слышать о нашем главном противнике, трусом он точно не являлся. Так что покойник был личностью явно необычной.

– Вахаку - позвал я здоровяка-текокца - Ты же знал Кивамуя?

Не то чтобы я сильно не доверял словам сдавшихся хонских регоев, но проверить не мешало бы.

– Да, это он - подтвердил мой "олени", внимательно рассмотрев лицо покойника.

– Теперь, когда типулу-таки мёртв, символы его власти и силы должны быть при нём - сказал я - А насчёт его тела, я способен провести все необходимые обряды над покойным типулу-таки.

Ванимуй и его люди пожали плечами в знак согласия.

Сильно заморачиваться на счёт похорон убитого вражеского предводителя не стали: надели на труп ожерелья, за пару часов вырыли в ближайшем укромном уголке могилу, а я над неправильным овалом рыхлого краснозёма толкнул длинную речь с перечислением известных мне достоинств и славных деяний покойника, не упустив, однако, и некоторых нехороших поступков, как то братоубийство и диктаторские замашки, оттолкнувшие в итоге от него многих. Ванимую и его людям же выдвинул примерно такое же объяснение насчёт необычного для жителей Пеу способа избавления от мертвеца, как и для моих "макак" несколькими днями ранее. Единственное, что аргументом в пользу предания земле служил в сегодняшнем случае сам покойный, владевший до недавнего времени всем островом, и теперь навеки соединяющийся со своим владением.

Кстати, пока хонцы копали могилу, а потом я отпевал покойного типулу-таки, отмучался правитель Хона. Его регои решили забрать с собой, чтобы похоронить привычным туземцам образом дома в Мар-Хоне. Мне, конечно, перспектива провести несколько дней на тропической жаре рядом с трупом не то чтобы понравилась, но я решил не устраивать разборок по такому пустяковому, в сущности, поводу.

Все дела, связанные с захоронением Кивамуя, заняли весь остаток дня. Так что к реке мы с "макаками" выбрались уже на закате. На берегу к этому времени успел образоваться импровизированный лагерь победителей, куда стаскивались трофеи и сгонялись десятками, если не сотнями пленные.

Наше появление встречено было остальными несколько напряжённо: слухи о том, что Сонаваралинга не то убил, не то захватил в плен вражеского предводителя, каким-то непонятным образом распространились по всей армии, переправившейся через Алуме, и теперь народ ждал подробностей.

Я не стал долго томить публику, и громко произнёс: "Кивамуй Братоубийца погиб в бою. Бывшие с ним регои под началом Ванимуя подтверждают это. Также труп опознали также Вахаку, Гоку и многие другие воины из числа "пану макаки", бывавшие в Тенуке. Я совершил над его телом обряд, соответствующий высокому происхождению покойного типулу-таки, а труп предали земле, той земле, которой владеет род Пилапи. Те, кто был со мной, могут подтвердить мои слова".

Официальное объявление о смерти главврага вызвало бурное ликование

во всём нашем воинстве. Наверное, единственным, кто не радовался сегодня из победителей, был я. Облегчение от доведённого до конца дела - чувствовал, опустошённость пополам с усталостью - тоже. А вот радости - не было. Не знаю уж почему. Может быть, потому что не воспринимал я узурпатора Кивамуя как врага, которого следует ненавидеть: никогда не сталкиваясь с убитым типулу-таки лично, рассматривал его только как некую проблему, с которой следовало разобраться.

Так что я предоставил своим "макакам" возможность веселиться вместе с остальными, а сам отправился на боковую. Даже оживлённая дискуссия с участием доброго десятка вождей на счёт того, стоит ли посылать гонца в Тенук с радостной вестью немедленно, или отложить это до рассвета, мало интересовала меня сейчас. В итоге, как, я узнал с утра, Сеутене с Роротелу самовольно отправили вестника.

Спалось хреновато: конечно, отдых своего "пану олени" "макаки" охраняли, но звукоизоляция на открытом воздухе совершенно ни к чёрту, а веселье в стане победителей кипело до глубокой ночи - причём, что самое удивительное, с минимумом хмельного, ибо для качественной попойки оравы взрослых мужиков слабенькую папуасскую брагу на слюнях пришлось бы собирать в радиусе двадцати километров даже в такой густонаселённой местности.

Ничего удивительного, что на утро самочувствие моё было ещё хуже, чем вечером. С трудом заставил разбитое тело подняться, я добрался до реки и умылся, окунув для приведения себя в чувство голову в воду. Помогло мало.

На импровизированном совете вождей нашего воинства, где и выяснилось, что гонца с известием о победе уже успели послать, решили потихоньку переправляться обратно на тот берег. Совершать марш-бросок к Мар-Хону почему-то никто не желал. И вообще, остатки дисциплины в рядах нашей армии таяли прямо на глазах. Я, в общем-то, тоже не горел желанием спешить к морским воротам Пеу: узурпатор Кивамуй убит, взрослого потомства мужского полу, способного возглавить борьбу, у него не имелось; таки Хона, и, как мне пояснил Роротелу, по совместительству Вэя, также был мёртв, что автоматически означало грызню за власть между "сильными мужами" побережья и столь же автоматически исключало превращение этих приморских областей в гнездо сепаратизма, как случалось не раз в ходе прежних смут в Тенуке.

Все имеющиеся в нашем распоряжении плавсредства рванули к текокскому берегу Алуме практически одновременно. Правда этому предшествовала ожесточённая делёжка лодок и плотов между "макаками" и бонкийцами с сонаями с одной стороны, и воинами Сеутуне, Роротелу и Укетоноку - с другой. Но, в конце концов, все пришли к консенсусу. Главным образом благодаря моим словам, что следует оставить на этой стороне часть воинов - чтобы сторожили пленных и вообще, демонстрировали присутствие верных Солнцеликой и Духами Хранимой сил в не до конца усмирённой части её владений.

В итоге примерно половина воинов из всех отрядов переправилась на тот берег, а вторая половина осталась следить за пленными и окрестностями.

Всего в паре километров от реки наше шествие победителей столкнулось с представительным сборищем увешанных украшениями из ракушек, камней, костей и перьев "сильных мужей". Из знакомых лиц я в этой толпе сумел обнаружить только нескольких рядовых ласунгских регоев и парочку текокцев из числа заявившихся в последние два дня: ни Рамикуитаки, ни кого-либо из его приближённых не наблюдалось. Зато у встретивших нас в избытке имелось ощущение собственной значимости.