Хроники Ассирии. Син-аххе-риб. Книга четвертая. Урарту
Шрифт:
— Да, мой господин.
— Тогда мне его жаль… Мне очень хотелось с ним встретиться, но, к несчастью, рано утром я уезжаю…. Если только он не хочет поговорить прямо сейчас. Ступай к нему, Мар-Зайя. И если принц еще не уснул, то я его жду.
Едва Мар-Зайя вышел из царского шатра, Партатуа удивленно спросил, куда поутру собрался его отец, так неожиданно и так некстати, и не лучше ли дать гостю отдохнуть с дороги.
— Я подумал о том же, — усмехнулся Ишпакай. — Он вымотан и падает с ног от усталости.… А теперь скажи, неужели на поле боя ты дашь своему врагу
***
И вот они сели друг напротив друга на мягкие подушки, брошенные на толстый ковер, скрестив ноги, внимательно изучая то ли будущего союзника, то ли будущего врага.
Пригубили вино. Ишпакай — потому что берег себя по старости лет. Арад-бел-ит — боялся, что его окончательно развезет после нескольких бессонных ночей и долгой дороги. Он вообще держался с трудом, лучше бы Партатуа не оставлял его в своем шатре. Тепло домашнего очага сыграло с ассирийцем злую шутку — его окончательно сморило, и он успел задремать. Внезапное известие о том, что царь хочет видеть его немедленно, показалось Арад-бел-иту самой большой несправедливостью на свете.
— Я не буду спрашивать тебя о здоровье Син-аххе-риба, — наконец заговорил Ишпакай, — ведь я его не знаю и мне безразлично, в какой из осенних или весенних дней он умрет. Меня больше интересует, как это случится. Что ты собираешься делать, если он не изменит своего решения и Ашшур-аха-иддин займет трон?
Мар-Зайя, сидевший здесь же, но ближе к царю, перевел его слова на арамейский.
Партатуа, словно не замечая разговора, с аппетитом ел жареное мясо.
— Я никогда не подниму руку на своего отца, — спокойно ответил Арад-бел-ит.
Ишпакай ухмыльнулся:
— Вот как? А разве год назад, после череды убийств наместников, преданных твоему брату, ты не пытался захватить власть в столице силой? Что тебе помешало, если на твоей стороне были гарнизон Ниневии и вся внутренняя стража? Самонадеянность? Нерасторопность? Благодушие? Трусость? Прошу, не обижайся на мои слова. Я стар. Я даже старше твоего отца и имею право говорить с тобой как с сыном…
Мар-Зайя перевел и эти слова, и от себя добавил:
— Будь осторожен. По-видимому, он хорошо осведомлен о происходящем в Ниневии.
— Я это уже понял. Скажи Ишпакаю, что единственная причина, по которой дворец был оцеплен, — желание не допустить новых смертей.
«Плохой ответ, — вздохнул про себя Мар-Зайя, — отрицать все, когда царь испытывает его искренность».
— Я промедлил, потому что не смог поднять меч против отца. И поэтому он взял надо мной верх, — сказал на языке скифов Мар-Зайя.
Ишпакаю такой ответ понравился.
— Сыновний долг — это первое, чему мы учим наших детей. Думаю, отец оценил твою нерешительность и поэтому не предал тебя казни, — царь посмотрел на Партатуа: — Приведи Арианта.
Тот отправился за братом, а разговор между ассирийцем и скифом продолжился.
— Мой дорогой брат Теушпа и дальше собирается тебя поддерживать в Табале? Что ты пообещал ему взамен? Ты ведь
— Не так уж и мало — крепкую дружбу и союз с Ассирией, как только я сяду на трон.
— А что мешает Ашшур-аха-иддину пообещать то же самое? И что мешает Теушпе изменить свое решение?
— Он спросил меня о том же, когда мы встретились. Я ответил, что за настоящей дружбой стоит с одной стороны доверие, а с другой — желание помогать друзьям.… А еще у Ашшур-аха-иддина нет принцессы Марганиты, дочери царя Гурди из Тиль-Гаримму.
Мар-Зайя побледнел и не сразу перевел эти слова.
— Так она жива? — вырвалось у него.
— Переводи, — раздраженно подстегнул писца Арад-бел-ит.
Ишпакай заметил эту небольшую заминку и с любопытством посмотрел на ассирийцев, а услышав о принцессе, спросил:
— Очевидно, я не обо всем знаю. Что такого особенного в этой Марганите?
— Она невеста Лигдамиды, — ответил Арад-бел-ит. — Страсть сына оказалась куда сильнее, чем с самого начала полагал отец. Я пообещал, что ни один волос не упадет с ее головы, пока наши договоренности остаются в силе.
Скифского царя эти слова развеселили до слез. Он долго хохотал, а успокоившись, заметил:
— Так вот в чем дело! А я все голову ломаю, почему это Лигдамида брезгует жениться на моей дочери… А ты хитер, ой хитер, принц! Всегда говорил, что заложники — лучший способ добиться мира и честного союза. И где она сейчас?
— В моем дворце, в покоях дочери.
Известие о Марганите ошеломило Мар-Зайю. Его единственная любовь была жива, и от этого ему хотелось и петь, и кричать, и плясать от радости, но то, что она стала пленницей принца и жила в его дворце, было равносильно смертному приговору их счастью.
— Какие же простаки эти киммерийцы, — продолжал шутить Ишпакай. — Только они могут поверить, что лев может с кем-то поделиться своей добычей, не попробовав ее на вкус. Ладно, оставим в покое Теушпу. Тем более что его войска тебе все равно не хватит на то, чтобы одолеть твоего брата. Потрепать, измотать — но не одолеть. Царь Руса тебе армию не даст, и ты это уже, наверное, понял. Конечно, есть его дядя Завен, который со мной встречался и уехал ни с чем. К кому ему идти, и где еще искать союзника, как ни в Ниневии. Хотя и это капля в море…. Вот и остаются скифы. Но мне не нужна принцесса из Тиль-Гаримму…
— Тебе не нужна моя дружба, мое золото, моя помощь, — что я могу тебе предложить? — устало проговорил Арад-бел-ит. — Не переводи это, Мар-Зайя... Спроси, чего он хочет. А я отвечу, смогу ли я это ему дать.
Ишпакай на это довольно улыбнулся и предложил еще выпить, приговаривая:
— Ты пей, нет лучше средства от хвори и усталости, чем хорошее вино… Ты ставишь меня в неудобное положение. Я хочу принять подарок, а не требовать дани. Разве друзья не так поступают? — царь вдруг стал совершенно серьезным, глаза сузились до щелок, через лоб пролегли суровые морщины. — И если ты сам не знаешь, с чем приехал, то зачем проделал весь этот длинный путь?