Хроники Ассирии. Син-аххе-риб. Книга третья. Табал

Корбут Андрей Евгеньевич

Балдберт был несколько озадачен таким поворотом:

— Мы воевали с ними. Они всегда были нашими врагами. Мой дед и отец погибли от скифских стрел… Киммерийцы воспротивятся твоему замыслу. Тебя не поддержит совет старейшин.

Но Теушпа уже принял решение. Он устало опустился на мягкое ложе, на котором только что отдыхал, и принялся потирать ноги ниже колен, надеясь унять боль.

— Это хорошо. Хорошо, что все будут против. Мы скажем об этом Арпоксаю. Объясним наши намерения. Скажем, что нам понадобится время — склонить на свою сторону совет. Заручимся помощью гадателей

и жрецов. Отправим тебя к Ишпакаю, зашлем к скифам лазутчиков. И через год… либо я породнюсь со скифским царем… либо мы начнем войну. За это время узнаем их слабые стороны; где лучше ударить; где кочуют их номархи. И где найти моего тестя… чтобы вырезать его сердце.

Балдберт склонил перед ним голову:

— О, мой царь! Твоя мудрость не знает границ!

— Получается, все эти дни наместник Хаттусы намеренно утаивал от меня, где прячется мой сын?

— Да, мой царь.

— Ты был у него? Хороший ли у него дворец? Большой, просторный?

— Поистине царский дворец, — уже догадался о сути этого допроса Балдберт. — Тебе будет там уютно… Здесь сыро, а твои дряхлые кости нуждаются в тепле.

Эта откровенная насмешка была позволена только ему — верному другу.

Теушпа не обиделся:

— Ах ты, старый пройдоха… Я хочу, чтобы голова наместника встречала меня утром у входа в мои новые покои; его голова, насаженная на твое копье. Успеешь до утра?

— Да, мой царь.

— Завтра в полдень я хочу принять Арпоксая в этом дворце, чтобы сообщить ему о моем решении.

— А Лигдамида?

— Я не хочу сейчас его видеть… Прикажи ему вырезать всех фригийских наместников в тех городах, что находятся под нашей властью. Всех до одного. Всех, кто поднимет на нас меч, — умертвить... Пора напомнить Гордию¹⁶, кто такие киммерийцы. А моему сыну — что фригийцы не друзья, а враги! И пусть он только посмеет не исполнить мою волю!

Снаружи снова начинался дождь. Охранники, стоявшие у входа в шатер, зашли под навес, зябко ежились, тихо переговаривались. Балдберт, выйдя от царя, окинул их недовольным взглядом, напомнил сквозь зубы:

— Здесь скифы через три шатра. Держите ухо востро.

Вокруг было тихо. Все спали. Редкие факелы едва освещали царский стан. Пара собак, узнав Балдберта, подбежали к нему и, тихонько повизгивая, стали мешаться под ногами. Киммериец шел к царской конюшне, устроенной на окраине стойбища в неглубокой пещере у скалы. Там же стоял шатер конюшего. Проходя мимо него, царский советник заметил у костра двух человек.

— Эрик? — окликнул он.

— Балдберт, — отозвался тот, — что-то случилось? Меня хочет видеть царь?

— Что не спится? Или случилось чего?

У Эрика чуть не слетело с языка: в городе скрывается ассирийский лазутчик, но он вовремя опомнился. К чему отдавать в руки этого царского любимца такой трофей. Нет, лучше он сам возьмет Ашшуррисау и отдаст его Лигдамиде.

— А это кто с тобой?

— Раб принес весточку от друга из Хаттусы.

— Не от царевича?

— Разве его нашли?

Балдберт криво усмехнулся: он не верил Эрику.

— Мы

как раз отправляемся к наместнику в гости. Поедешь с нами.

Собрались быстро. Вместе с Балдбертом и Эриком из стойбища выехала сотня дружинников. Спешили. В город вошли через Львиные ворота¹⁷. Не таились. Около дворца бросили коней и вломились в покои наместника, убивая всех, кто вставал у них на пути.

Лигдамиду нашли на женской половине. Он был пьян и спал в обнимку с дочерью наместника. Балдберт поманил к себе Эрика. Тот покорился, но, пряча окровавленный меч в ножны, даже не подумал стереть с лица высокомерную улыбку.

«Старый облезлый пес. Ты стареешь… стареешь, как и царь, — успокаивал себя Эрик. — А Лигдамида молод. Очень скоро он займет место своего отца, и тогда мы посмотрим, кто будет сверху, а кто снизу».

— Останешься при царевиче, — приказал Балдберт. — Найдешь, куда его можно вывезти из дворца, чтобы он проспался? Только не в стойбище.

Эрика едва не выдали глаза, засиявшие от нечаянной радости: удача сама шла ему в руки. Он давно хотел перейти на службу к Лигдамиде. Но конюший быстро овладел собой и с озабоченным видом кивнул:

— Да… Попробую.

— Ступай. Найдешь меня утром.

После этого Балдберт взял подушку и бросил ее на лицо спящей девушки и навалился сверху…

Эрик, перебросив царевича через спину лошади, словно какой-то тюк, в сопровождении трех дружинников отправился к Манасу.

Около постоялого двора конюший остановился, слез с коня, приказал его дожидаться, а сам осторожно вошел в калитку. Мало ли что. Он опасался Ашшуррисау. Хозяин был начеку — тут же выглянул из своего жилища, приложил палец к губам и позвал киммерийца к себе. Как только за ними закрылась дверь, объяснил:

— Он на втором этаже. Спит.

— Один? — поинтересовался Эрик.

— Да. Но ты же знаешь, насколько он хитер. От него можно ждать чего угодно.

— Ничего. Мы его возьмем. Но для начала мне надо укрыть царевича. Я привез его с собой. Он пьян.

— Не надо было везти сюда царевича! — испугался Манас.

— Он не поладил с отцом. Мне это даже на руку. Теперь я все время буду рядом с ним. Держись меня, не пожалеешь.

— Да, мой господин… Мы можем положить его здесь.

Эрик придирчиво оглядел чистую просторную комнату с широким столом и парой скамеек, а главное — с деревянным ложем, застеленным толстым одеялом. Согласился. Лошадей завели через ворота. Распрягли, поставили в стойла. Лигдамиду отнесли к Манасу, оставили одного.

— Идите за мной. Здесь ассирийский лазутчик. Его надо взять живым, — объяснил конюший дружинникам.

Манас остался во дворе. Огляделся. Подумал, что скоро будет светать, прошелся по кругу, погасил светильники. Едва его обступили сумерки, успокоился: так он чувствовал себя в безопасности. Сверху заскрипели доски под крадущимися киммерийцами. Ждать, когда все начнется, не хватало смелости. Сириец попятился к своей комнате и исчез в ней, словно мышь в норе.

И тотчас лезвие ножа коснулось его шеи.