Хроники черной луны
Шрифт:
Первый как всегда опаздывал. Странная безобразная привычка: пригласить на аудиенцию и самому на нее опоздать. Но он – Первый, и ему все можно. А ведь смешно: Первый и Учитель. Из всех, кто отмечен кольцом, только их двоих называют не по номерам. Он – Учитель, духовный отец идущих дорогой к истине, друг не прошедших посвящение. И Первый - глава всех жрецов, первый после смерти, первый после богов, первый даже для императора. Смешно. Можно напрячь слабеющий мозг, и вспомнить какой же на самом деле номер у Первого. А если не вспомнить, спросить у хранителей памяти: это храмовые крысы точно знают. Но зачем? Он - Первый, и навряд ли кто-то рискнет назвать его настоящим номером. А ведь когда-то был настоящий Первый. Первый,
Учитель и Первый. Но есть еще один человек, достойный собственного имени. Человек, не имеющий номера, и всегда называемый абсурдным взятым с потолка прозвищем. Учитель вздрогнул. Почему он вдруг вспомнил о нем? Ох неспроста. Сердце болезненно сжалось от будоражащих голову мыслей.
– Здравствуй, Учитель. – Тихий голос от неожиданности показался громом. Учитель суетливо повернулся, стараясь не показать смятения.
– Здравствуй, Первый. – Поклонился, прижав руки к груди. Устаревший этикет, давно никем не требуемый, но он так привык.
– Ну, будет, будет. Мы же друзья. – Первый улыбался, и улыбка его мало чем отличалась от звериной. Столько же первобытной злобы, за натянутой по случаю маской. Он явно польщен высказанным уважением. Значит все сделано правильно.
– Извини, что заставил ждать, дела требуют столько времени. Ну, пройдем, присядем – у нас впереди долгий разговор.
Взяв Учителя под руку, он провел его к столу в углу комнаты. Помог сесть на стул, сам пристроился напротив.
– Плохо выглядишь учитель. Много работы? – В глазах застыла почти искренняя озабоченность и сочувствие. Но - только почти искренняя.
– Да, Первый, работы хватает. На днях привезли новых учеников. Хорошие ребята. Талантливые. Я уверен, что многие смогут пройти посвящение.
– Рад, очень рад. Пополнение нам никогда не помешают.
– В последние годы талантливые дети редкость. Да и не все родители готовы их отдать отрока прославлять лунных богов. Мир погружается в дикость и хаос.
Учитель закинул сети и теперь ждал, какая попадется рыба. Но лицо первого осталось невозмутимым. И то хорошо – значит, вызвал не по делам учеников. На гладком красивом лице высшего жреца лежала странная, несвойственная ему тень. То ли досада, то ли неуверенность. И это пугало учителя. Вдруг подумалось - а ведь они ровесники. Пришли в храм в один год. В один год прошли посвящение и получили кольца. Прошло всего сто лет, а какая их разделяет огромная пропасть. Старого, разваливающегося Учителя, кости которого стонут при первом же движении, и крепкого полного сил мужчину на вид едва перевалившего сорокалетний рубеж. Каждый по своему несет силу кольца. Кто-то к ста годам уже едва может ходить, а кто-то и на второй сотне еще молод.
– Подойди поближе. – Первый повернувшись подозвал хранителя памяти поближе. Маленький старый жрец подошел почти к самому столу.
– То, что я скажу не должно попасть ни в одни хроники. Об этом будешь знать только ты. Все понял? – Голос изменился совсем чуть-чуть, но жрец согнулся под его мощью чуть ли не до пола.
– Да, Первый. Я все понял.
– Теперь не мешай. – Он снова повернулся к Учителю и взгляд потеплел.
– Эти хронисты, они же как зеркала друг друга: знает один – и уже через день другой знают остальные. Все свободное время только и тратят, чтобы рассказать друг другу все что узнали за день.
– Таковы правила,
– Да, Учитель, ты как всегда прав, таковы правила. Ни одной крупицы памяти не должно пропасть. Но иногда от правил нужно отступать. – Он смущенно улыбнулся. И эта кроткая улыбка никак не вязалась с выражением холодных серых глаз.
– О чем же ты хотел поговорить?
– Об императоре. О нашем зазнавшемся, погрязшем в блуде императоре.
– Да, это общая беда. Но тут ничего не сделать. Наше влияние на совет ослабло. Я пытался надавить на императора через бывших учеников, не прошедших испытания – но даже они, благородные, приближенные к нему как никто, ничего не могут сделать.
– Вот об этом я и хотел поговорить, Учитель. Мы испробовали все пути. И остался только один. Самый трудный, самый грязный – но и самый короткий. Ты понял, о чем я? У нас же есть нужный инструмент? Мы обязаны его применить.
– Но, Первый, не стоит ли просто подождать? Ему не так долго осталось ….
– Что?! Ты хочешь сказать, что я не прав?! – Главный жрец вскочил со стула и навис над сгорбившимся учителем как ворон над жертвенной мышью.
– Это крепкий старикашка. Он девок меняет каждую ночь, и ничто его не берет. Я не готов ждать ни десять, ни даже пять лет пока он издохнет. Империи нужен новый хозяин, и я помогу ей его обрести. Правильного императора! Умного императора! Императора, который будет прислушиваться к нашим словам и тогда лунные боги обретут былую мощь! Тень черной луны сойдет с наших лиц. Уже ни один благородный не посмеет нам перечить. Скажи – я не прав?! Скажи!
– Ты прав, Первый. Ты во всем прав. – Учитель, задавленный волной злости и негодования, мелко дрожал, из последних сил вжимаясь в спинку стула.
– То-то! – Первый успокоился и сел обратно. Вытянул руки перед собой, вцепился ногтями в столешницу.
– Послушай, Первый, я все могу понять. Но убийство…
– Учитель, а ты случайно не забыл, кто тебя поднял? Я вытащил тебя из грязи и сделал первым после первого. Тебе подчиняются так же как мне и все благодаря кому? Ты точно не забыл?
– Нет, нет, что ты…
– А может ты забыл, чем закончилось все для старой карги Хельги? Может, ты хочешь, как она сгнить от безумия на необитаемом острове. Она была прекрасным учителем, но посмела мне перечить! Перечить Первому! Ты, занявший ее место, хочешь повторить ее судьбу?
– Нет же, нет, я не это имел в виду…
– Тогда не о чем больше спорить! Инструмент готов?
– Да. Я обучил его всему. Он лучший. Он сделает все что нужно.
– Надеюсь на это. У нас есть всего одна попытка. Он должен убить императора, а потом исчезнуть. Навсегда. Я знаю - ты привязался к нему. И могу это понять, когда сам находишь талантливого подростка, помогаешь ему раскрыться, сложно не привязаться. Но жрец без номера должен исчезнуть – такова их судьба. Таковы правила. Ведь так?
– Да, Первый, да. Все так. Я все понял.
– Прекрасно. Я рад. Теперь ступай. У вас есть три дня. Через три дня я хочу увидеть нового императора.
Учитель встал, опираясь на стул дрожащей рукой, тяжело прошел к закрывавшей коридор портьере. У самого выхода обернулся и еще раз посмотрел на Первого. Нет, он не повторит судьбу Хельги. «Прости, Семен. Прости».
«Как же тут всегда жарко» - Старый хронист нервно обтирал шею и лысину платком. Кусок мягкой ткани набух от пота и лишь еще больше раздражал кожу. Тело под балахоном нестерпимо чесалось. На спине между лопатками, как раз под откинутым капюшоном, будто завелся муравейник, и тысяча мелких противных тварей несуществующими жвалами впивались в тело. Прижавшись к каменной стене, жрец пытался незаметно об нее почесаться, получалось не очень. На церемонии возвращения Сорок Третий был не в первый раз, и она его ничуть не пугала. Неприятна была сама обстановка проводимого обряда.