Хроники черной луны
Шрифт:
Я закрыл глаза и упал на спину. Я еще чувствовал, как вокруг суетятся люди, как меня подхватывают несколько пар рук и укладывают в такую желанную тень. Как губ касается пахнущая подгнившей кожей горловина бурдюка. И только затем сознание погасло.
Меня разбудил ветер. Он трепал плохо закрепленные стены шатра, силясь уронить, размазать по песку невесть откуда взявшийся нарост. Смерть в очередной раз отступила от меня, но далеко ли. Я повернул голову и уткнулся взглядом в колени сидящего рядом старика. Сидя на раскиданных по старому истертому ковру подушках он ждал моего пробуждения.
– Я думал, ты не выкарабкаешься. Нельзя так долго быть в белой пустыне без
– У меня не было другого выхода.
– Все мы оправдываем собственную глупость отсутствием выхода.
– Наверно ты прав.
Стараясь не обращать внимания на сильно головокружение, я сел, подперев спину подушками. Разговаривать лежа с незнакомым человеком, было жутко неудобно. Кроме нас в шатре никого не было. Хотя за стеной то и дело слышались торопливые шаги и отрывки разговоров.
– Спасибо, что спасли меня. Я… - старик остановил меня, подняв руку.
– Не благодари. Не будь ты жрецом – никто даже пальцем бы не пошевелил ради твоего спасения. – Он усмехнулся, видя мой недоуменный взгляд. – Запомни раз и навсегда, мы торговцы. Мы дети пустыни. Мы ничего не делаем просто так. А подбирать умирающего человека это лишняя обуза. Из-за тебя мы разбили лагерь и стоим в песках уже второй день. Это непростительно долго.
– Я не знал.
– Теперь знаешь.
– Тогда почему спасли, а не бросили на произвол судьбы?
Он долго смотрел под ноги. Отогнул ковер и зачерпнул полную горсть песка. Несколько раз пересыпал из ладони в ладонь. Я терпеливо ждал, видя, что он собирается с мыслями. Наконец он поднял глаза.
– Всю свою жизнь я провел в этой пустыне. Исходил ее вдоль и поперек. Нажил состояние. Эти верблюды, лошади, люди, товары в тюках - это все мое. Но я стар, ты не представляешь себе, как я стар. Два месяца назад я решил - это последний караван. Взял племянника, передать дела, посмотреть, как он справится, своих детей боги не дали. А теперь вот везу его обратно в мешке. Засыпал солью и везу.
Он замолк. И видимо уже совсем. Я видел, как ходят желваки на скулах. Как сжались в безграничной боли беззубые десны.
– Что произошло?
– Подхватил где-то желтую лихорадку. Мало ему было наложниц - таскался по разным шлюхам. Понимаешь - мой племянник никогда не был хорошим человеком. Он убивал. Он крал. Он насиловал женщин. Если я похороню его так, без очищения, до конца времен бродить его проклятой душе в темноте черной луны. Его отец мне этого не простит. Я сам себе не прощу! А до ближайшего города, где есть храм, еще три недели пути. Да и не факт, что там проведут нужный ритуал. Жрецы нас, пустынников, не любят. Нет, слабо сказано - они нас ненавидят. А он лежит там, в тюке, и гниет. На таком солнце даже весь натертый солью, он все равно гниет. Люди ропщут, просят похоронить. Верблюда сам веду - все боятся подхватить заразу. Поэтому когда сказали, что нашли полумертвого человека с кольцом в голове - я понял, боги услышали мои молитвы. Жрец - проведи ритуал, очисти душу моего племянника, проводи к Талею - а потом проси все что хочешь. Скажи - ты выполнишь мою просьбу?
Я откинулся на подушки и закрыл глаза. Что делать? Я понятия не имел, как проводить ритуал очищения. Придумать что-то свое? Сымпровизировать? А вдруг он видел ритуал раньше? И тут мир качнулся, перед глазами поплыли цветные картинки: голый мужчина, его натирают желтой водой, жрец поет медленный речитатив на смутно знакомом языке, костер, который разводят закутанные в серые балахоны помощники. Да - это именно тот ритуал. Но откуда он в моей памяти? И вдруг меня осенило - кольцо. Оно как бездонная книга вливает в меня
– Я помогу тебе торговец. Но взамен ты доставишь меня в ближайший порт. Согласен?
– Ради тебя мы изменим наш путь.
– Хорошо. Тогда дай мне отдохнуть. Понадобится много сил. Пришли кого-нибудь, я объясню, что нужно приготовить.
– Я все сделаю.
Он тяжело поднялся и побрел к выходу из шатра. Откинув полог, обернулся
– Сделай все как нужно, жрец, и я твой должник на весь остаток жизни.
– Я постараюсь.
Девочка усердно толкла в каменной ступке горсть мелких камешков редония. Пригодилась прихваченная в доме хрониста сумка. Назвать помощницу девушкой язык не поворачивался - от силы лет пятнадцать - шестнадцать. Упарившись, она сняла верхнюю пылевую накидку, осталась в легких шароварах и полупрозрачной шелковой тунике. Не по-детски большая, красивая грудь будила неподобающие желания. Все портил намотанный на голову платок, из-под которого видны были лишь глаза. Я прикрыл глаза, отключился. Когда проснулся – картина не изменилась. Девочка размеренно стучала каменным пестиком. Редоний непрочный камень, и его можно растереть в пыль. Но на это требуется время.
– Как тебя зовут? – от неожиданности она вздрогнула.
– Инга, господин.
– Ты, Инга, в ступку песка сыпани, и дело пойдет легче. Тут чистота не важна. Важно растереть помельче. А то до утра провозишься.
– Хорошо, господин.
Она осторожно всыпала горсточку песка и принялась растирать камень дальше. Бусинки пота выступили на шее ниже платка. Недостаток сил с лихвой компенсировался усердием.
– Покажи, что получилось.
Инга послушно подала тяжелую ступку. Я взял щепотку мягкой пыли и подкинул. В воздухе повисло желтое облачко. Запахло кислым, чем-то смутно знакомым. Хотя вовсе не смутно - именно так пах туман за рекой в Гнилой долине. Я разогнал облачко взмахом руки.
– Достаточно. Принеси мне теплой воды, и скажи хозяину, пусть готовит племянника к ритуалу.
Девочка быстро вернулась с полным кожаным ведром. Оставив его у дверей, она обратилась ко мне, склонившись в глубоком поклоне:
– Хозяин просил узнать, что он должен сделать с трупом.
– Ничего особенного. Пусть разденет и положит на чистый кусок материи. И пусть выгонит всех своих слуг. Не хочу, чтобы на меня глазели.
– Я все передам.
Она скрылась за пологом, а я поднялся с постели и подтащил ведро на середину шатра. Весь толченый редоний я высыпал в воду и за отсутствием подходящего инструмента размешал рукой. Кожу слегка защипало, но это было нестрашно. Подхватив ведро, я вышел из шатра на воздух. Солнце почти село. Лучи еще стелились вдоль песка, но уже не обжигали. Лагерь разбили прямо посреди пустыни. Мой шатер поставили немного в стороне, за низкой дюной. Наступающая темнота еще больше отгораживала меня от остального лагеря. Еще чуть дальше в пустыне на расстеленном шерстяном одеяле лежал труп. Рядом с ним был только сгорбленный старик, по такому случаю одетый в белый плащ. Он помахал рукой, и я двинулся в его сторону.
Уже за десять шагов в нос ударил запах гниения. Пересилив себя, я подошел и встал рядом со стариком. Ведро аккуратно пристроил у ног.
Наверно, когда-то юноша был красив. Сильно тело, развитые мышцы. Но черты лица не разобрать - желтая рыхлая кожа уже слезла и висела лохмотьями. От толстого слоя соли труп поблескивал, будто покрытый слюдой.
– Ты уже попрощался с ним?
– Да. Попрощался. Можешь приступать.
– Извини. А где дрова для костра?
– Старик указал на стоящий в стороне большой кувшин.