Хроники времен Екатерины II. 1729-1796 гг
Шрифт:
неприятное для меня охлаждение, но я решился не покидать Россию, не узнав причины
этого.
Такая возможность представилась в связи с моим отъездом. Я имел с этим
несчастным принцем, которого так мало знали, беседу, продолжавшуюся два часа в его
кабинете. Во время ее я снял груз со своего сердца. Глубоко тронутый этим, он
засвидетельствовал мне это столь сердечным образом, что я сохранил воспоминания о ней
навсегда. Он особенно оценил те предостережения, которые
Когда он взошел на трон, я принимал участие в деятельности, которая дала
Швейцарии новое государственное устройство. Не составило труда представить эту
деятельность в дурном свете. Вследствие этого, я был лишен моего ордена и пенсии, но
был неизменно уверен в том, что когда-нибудь это будет исправлено. Я не ошибся:
Император Павел I, вспомнив обо мне за несколько дней до смерти, сказал своему сыну
Александру, что он никогда не забыл то, как я с ним попрощался перед отъездом, и
проявил ко мне самый живой интерес, который этот прекрасный принц не мог
удовлетворить, поскольку переписка между нами была прекращена вследствие данного
ему на этот счет приказания.
Когда я вернулся в Петербург в 1801 году, император повторил мне слова своего
отца, попросив меня объяснить их смысл. Мои объяснения весьма его удивили: он и не
подозревал о тех потрясениях, которые мне тогда пришлось пережить.
Эти перчатки, на мой взгляд, стоят самой высокой награды; они
свидетельствуют, что тот, ради которого я мужественно выполнил свой великий долг,
оценил это. Удел государя — быть окруженным льстецами; ему редко случается иметь в
своем окружении людей, для которых превыше всего выполнение своего долга, несмотря
на все опасности, которым им при этом приходится подвергаться»253.
С 1795 года Александр начал ездить в Павловск вместо одного — четыре раза в
неделю, занимаясь там маневрами, учениями, парадами. Командуя батальоном своего
имени, он мало-помалу увлекался фрунтом, муштрой и прочими мелочами военной
службы, приводя в отчаяние бабку, вынужденную следить, как отдаляется от нее любимый
внук.
В конце 1794 года после отъезда Лагарпа Екатерина, судя по всему, завела разговор
о необходимости устранения Павла от наследования престола в Государственном совете.
Ответом ей было тяжелое молчание, хотя большинство членов совета в душе разделяли
опасения императрицы. Слишком свежи еще были воспоминания о несчастьях, которыми
оборачивался для России беспорядок в вопросе престолонаследия.
Впрочем,
граф Валентин Платонович Мусин-Пушкин, предположивший, что «нрав и инстинкты
престолонаследника могут перемениться, когда он сделается императором». Мусина-
Пушкина неожиданно поддержал дальновидный Безбородко, напомнивший, что имя
Павла Петровича возглашается по всей России на церковных ектеньях в качестве
законного наследника престола. Народ привык считать его цесаревичем, и если Александр
будет провозглашен императором в обход отца, это может вызвать возмущение. Екатерина
была вынуждена смириться.
Но не отказаться от владевшей ею мысли.
25 июня 1796 года, в четвертом часу утра, в Царском Селе Мария Федоровна дала
рождение третьему сыну Павла. Появление на свет «рыцаря Николая», как сразу же
назвала его бабка, побудило Екатерину еще раз попытаться заручиться поддержкой в деле
отстранения Павла от престола, обратившись на этот раз непосредственно к Марии
Федоровне. Воспользовавшись тем, что сразу же после рождения сына Павел отбыл в
253 РГАДА, ф.5, д.251, лл.1-2об.
Гатчину, а Мария Федоровна оставалась в Царском Селе до начала августа, она передала
ей на подпись бумагу с требованием к Павлу отречься от престола в пользу Александра.
Трудно сказать, на что рассчитывала Екатерина на этот раз. Она, конечно, знала, что
после появления в 1785 году при гатчинском дворе Екатерины Ивановны Нелидовой
супружеская жизнь великого князя дала трещину. Доводили до ее сведения и то, что
Мария Федоровна, в отличие от мужа, всегда была осторожна в своих оценках того, что
происходило при большом дворе, и вообще стремилась смягчить или загладить неловкость
и грубость его поведения.
Сохранившиеся письма Марии Федоровны С.И. Плещееву, опубликованные Е.С.
Шумигорским через сто лет после того, как они были написаны, наводят, однако, на мысль
о том, что Екатерина плохо представляла себе, что творилось в душе ее неизменно
вежливой и любезной невестки. «Настоящее жестоко, но будущее внушает мне
чрезвычайный ужас, — признавалась великая княгиня своему ближайшему другу еще
летом 1794 года, — потому что, если мужа моего постигнет несчастье, то не он один
подвергнется ему, но и я вместе с ним»254.
Спасение Мария Федоровна видела только в демонстрации полной покорности
воле императрицы. Павлу она советовала «быть почтительным и послушным сыном»,
чтобы не «вооружать» против себя императрицу и ее окружение. Самое любопытное