Хроники времен Екатерины II. 1729-1796 гг

Стегний Петр Владимирович

— Шпицрутенами. И при экзекуции лично присутствовал.

— Что за гнусность, — возмутилась Екатерина, — совсем сдурел.

Салтыков тяжело вздохнул и поиграл глазами, показывая, что разделяет

негодование гатчинскими порядками.

— А что Александр, видел он это безобразие?

— Как не видеть. Все тамошнее воинство при сем присутствовало.

— Бедный мальчик, — вздохнула Екатерина, — за что ему такие испытания?

Салтыков кашлянул.

Взгляд его на секунду сделался отсутствующим. Графу,

ежедневно наблюдавшему гатчинские нравы, лучше, чем кому-либо другому было

известно, что Александр все более проникается поэзией вахтпарадов и шагистики, видя в

них верное средство восстановить дисциплину в разнеженных гвардейских полках.

– —Ну ладно, — Екатерина позвонила в колокольчик. Немедленно, будто она все это

время стояла за дверью, появилась Перекусихина.

— Добавь-ка ледку, Саввишна, — сказала Екатерина. — Что-то вода тепла стала.

Когда Перекусихина, бултыхнув льду в таз, исчезла, Екатерина повернулась к

Салтыкову.

— Теперь о наших делах. Я здесь поразмыслила, посоветовалась с князем

Платоном Александровичем и думаю, что не стоит откладывать оглашение известного

тебе манифеста до 1 января. Сделаем это в Екатеринин день, 24 ноября. Бумагу, которую

князь Платон подготовил, я посмотрела, да и ты посмотри. Все, что там про колобродства

и дурные инстинкты великого князя понаписали, вычеркнула. Это наше дело, семейное,

публике знать о том необязательно. Провозглашение Александра наследником-

257 Господин Заместитель (фр.). Этим насмешливым прозвищем Екатерина называла Павла в переписке с

Гриммом

цесаревичем — акт необходимый для счастья и благополучия государства российского, об

этом и надо писать в манифесте, а не о том, что отец его сумасшедший.

Слушая, Салтыков кивал головой.

— Завтра князь Платон эту бумагу Безбородко покажет. Может, тот еще чего

удумает, голова у него крепкая.

Салтыков не мог скрыть изумления.

— Как, и хохол согласен? Помнится, он был другого мнения.

— Все вы другого мнения, когда вместе соберетесь, а поодиночке куда деваться? Я

его характер уже двадцать лет знаю. Да, вот еще, пошли курьера к графу Орлову, в Москву,

скажи, что хочу его видеть в столице. Его да Румянцева, как героев прошлой войны, народ

любит. Их подписи под манифестом не помешают.

Салтыков согласно наклонил голову.

— Кстати, — вспомнила вдруг Екатерина, — а Мари где сейчас, в Гатчине или

Павловске?

— В Павловске, — ответил Салтыков. — Занимается делами воспитательного дома

для солдатских сирот.

—

Вот и хорошо. Чем меньше она в эти дни в Гатчину ездить будет, тем лучше.

Понял?

— Точно так, матушка, — поклонился Салтыков.

Когда он выходил из спальни императрицы, на лицо его вернулось обычное

выражение тревожной озабоченности. Старый куртизан уже обдумывал, что будет

говорить при завтрашней встрече с Павлом.

Больно и печально видеть, в чьи руки попадают порой судьбы империи.

Павел, судя по всему, знал все или почти все. С 12 сентября, когда он давал бал по

случаю дня рождения Анны Павловны и вплоть до самого дня смерти Екатерины он ни

разу не был в Петербурге.

5

Во второй половине октября здоровье Екатерины настолько окрепло, что она вновь

стала появляться на публике. На бал по случаю тезоименитства великого князя

Александра дамы явились в трауре — накануне пришло известие о смерти королевы

Португалии. Императрица также была одета в черное, что случалось с ней чрезвычайно

редко. За исключением весьма немногочисленных случаев она носила лишь полутраур.

— Не праздник, а немецкие похороны — черные платья, белые перчатки, — сказала

Екатерина, присаживаясь подле графини Варвары Николаевны Головиной. Лицо

императрицы было бледно, взгляд рассеян.

В окне двухсветной танцевальной залы всходила луна. Императрица сказала:

— Какая красивая луна сегодня, надо бы посмотреть на нее в телескоп. Я обещала

шведскому королю показать его, когда он вернется.

Описывая этот вечер в своих знаменитых «Записках», Головина вспоминает, что когда

английский король подарил Екатерине телескоп, изобретенный астрономом Гершелем,

императрица велела привезти его в Царское Село немецкому профессору, служившему в

Академии наук, в сопровождении Ивана Петровича Кулибина. Телескоп установили в зале,

Екатерина смотрела через него на Луну. Стоя за креслом императрицы, Головина слышала, как

та спросила у немца, удалось ли ему сделать какие-то новые открытия при помощи этого

телескопа.

— Нет никакого сомнения, — с важностью ответил тот, — что Луна обитаема. Ее

поверхность пересечена долинами и горами, можно разглядеть и деревянные сооружения.

Екатерина выслушала этот ученый ответ, с трудом сохраняя серьезное выражение