Хроники времен Екатерины II. 1729-1796 гг

Стегний Петр Владимирович

от такой несправедливости. Мы с женой спасемся в Америку и будем там свободны и

счастливы, и про нас больше не услышат».

Владевшими им сомнениями Александр, скорее всего, поделился с матерью.

Сохранилось написанное в эти дни письмо Марии Федоровны к сыну, в котором имеются

следующие строки: «Во имя Господа, придерживайтесь избранного слова. Мужество и

твердость,

мой сын. Господь никогда не покинет невинность и добродетель». И

выразительный эпиграф: «Сожгите мое письмо, как я сжигаю ваше».

Надо отдать должное удивительному присутствию духа и твердости характера,

которые проявила в этот критический момент Мария Федоровна. Зная нрав своего

супруга, она, по крайней мере, до октября ни словом не обмолвилась ему ни об июньском

разговоре с императрицей, ни о признаниях Александра.

Единственными своими советчиками Мария Федоровна избрала Сергея Ивановича

Плещеева и его молодую супругу Наталью Федоровну, которым доверяла безраздельно. В

архиве Плещеева сохранилась следующая записка великой княгини, доказывающая, что

она общалась в эти дни с сыном при посредстве Сергея Ивановича.

«Je ne pourrai vous voir que ce soir tard. Ainsi, mon enfant, dites par quelques mots ce

qui vous arrive de nouveau. Tenez-vous au nom de Dieu au plan arr^et'e, du courage et de la

fermet'e, mon enfant. Dieu n’abandonne l’innocense et la vertue. Berthaume vous enverra seci de

chez-lui, comme une lettre que vous est arriv'ee de la Cr"avenitz, et vous r'epondez moi en mettant

sur le couvert l’adresse `a Mad. de Gr"avenitz et envoyez la `a Berthaume chez lui. Brulez mes

billets, je brule les v^otres»256.

Екатерина не знала о содержании их бесед, однако, интуицией, тем шестым

чувством, которое получает особенное развитие у стареющих политиков, понимала, что

пришло время решительных действий.

4

…Вечером в опочивальню был призван граф Николай Иванович Салтыков,

воспитатель великих князей Александра и Константина.

При входе в апартаменты императрицы граф не мог скрыть своего удивления.

Екатерина сидела у окна, опершись на край резного

рабочего столика. Юбка ее

была подоткнута до колен, а ноги опущены в запотевший таз с зеленоватой водой, на

поверхности которой плавали кусочки льда.

Усадив Салтыкова, Екатерина усмехнулась.

— Извини, Николай Иванович, что принимаю тебя, — императрица помедлила, —

так, по-домашнему. Но мы свои люди. Этот неаполитанец, знаешь, который служит у

Рибаса, прознал, видно, что у меня на ногах открылись язвы, и передал через Осипа

Ивановича старинное средство, которым пользуются в их местах, чтобы лечить мою

болезнь. Приказала привезти из Петергофа морской воды и сижу теперь каждый вечер.

Кажется, помогает.

Екатерина приподняла опухшую, посиневшую от холода ногу, наклонилась,

внимательно рассматривая ее.

— Ну все лучше, чем пилюли эти, которыми Роджерсон потчует.

Салтыков был того же мнения. Он любил рассказывать, что вылечился от почечных

колик, глядя несколько часов в кадушку с водой, в которой плавала щука.

Императрица повернулась к сидевшей рядом Перекусихиной:

— Ты, пожалуй, ступай, Мария Саввишна, нам потолковать надо.

— А ледку не добавить ли, матушка? — осведомилась Перекусихина.

— Не надо, и так еле терплю.

256 «Я смогу увидеть вас сегодня только поздно вечером. Жду, что вы, мой сын, в нескольких словах

расскажете мне о том, что еще с вами приключилось. Именем Господа заклинаю вас придерживаться

выработанного плана, мужество и твердость, мой сын. Господь не покидает невинность и добродетель. Эту

записку вам передает Бертом (доверенный камердинер великой княгини – П.П.), как будто ее послала

Гревениц (жена вюртембергского офицера, бывшая фрейлина Марии Федоровны – П.П.). Отвечайте мне,

поставив на конверте адрес Гревениц, и отправьте его через Бертома. Сожгите мои записки, я сжигаю ваши»

(фр.).

Когда дверь за Перекусихиной затворилась, Екатерина медленно повернулась к

Салтыкову.

— Ну что, Николай Иванович, какие новости из болот гатчинских? Я чаю, ты ездил

туда сегодня.

— Точно так, Ваше величество, ездил. Все маршируют, из пушек по воробьям

палят, словом, забавляются.

— А сам-то monsieur le Secondat257 как, каково настроение? Ты с ним говорил?

— Как всегда, не в духе. Во втором батальоне у Константина Павловича у солдата

пуговицу обнаружил незастегнутую, а у офицера, не помню его фамилию, молоденький

такой, плюмаж на шляпе не того цвета показался, желтоват. Очень гневаться изволил.

— Ну и что, наказал?