Хроники времен Екатерины II. 1729-1796 гг
Шрифт:
царедворцам. Хотя до сих пор все держится в тайне, но никто из приближенных не сомневается, что
Васильчиков уже находится в полной милости у императрицы... Охлаждение к Орлову началось мало-
помалу со времени отъезда его на конгресс.
Некоторая холодность Орлова к императрице за последние годы, поспешность, с которой он
последний
политику, подавая туркам повод усматривать важность для России предстоящего мира, наконец,
обнаружение многих измен - все это, вместе взятое, привело императрицу к тому, чтобы смотреть на
Орлова как на недостойного ее милости. Граф Панин, которому императрица, может быть, поверила
свои мысли и чувства, не счел нужным разуверять ее, и это дело уладилось само собой, без всякого с чьей-
либо стороны приготовления...
Наиболее выигрывает от этой перемены граф Панин. Он избавляется от опасного
соперника, хотя, впрочем, и при Орлове он пользовался очень большим влиянием, но
теперь он приобретает большую свободу действий как в делах внешних, так и
внутренних».
Наблюдательный дипломат сумел подметить главное: конец «случая» Орлова
серьезно изменил расстановку сил при дворе. Однако комментарии, которыми он снабдил
добросовестно изложенные факты, мягко говоря, сомнительны.
Впрочем, надо сказать, что многие из иностранных послов при русском дворе
мнили себя знатоками тайных пружин русской политики. Отвлечемся ненадолго от
истории с Орловым и вспомним конфуз, который приключился с британским послом в
Петербурге лордом Кэткартом, тем более, что он имеет самое непосредственное
отношение к предмету нашего рассказа.
Летом 1771 года перед британским послом была поставлена нелегкая задача:
ускорить заключение союзного договора между Россией и Англией. Действовать Кэткарт
начал немедленно. В Петербурге он жил третий год и все это время с ревностью наблюдал
за интригами прусского и австрийского послов, стремившихся обратить к своей выгоде
соперничество Орловых и Панина, честолюбие Чернышева, малороссийскую с хитрецой
индифферентность Разумовского. Кэткарт был
преклонение перед Семирамидой Севера доходило до того, что свои первые впечатления
от общения с ней он излагал в дипломатических депешах стихами Вергилия. К
задуманному делу он также решил приступить не совсем обычным образом.
«Когда граф Панин и граф Орлов сходятся во мнении, то дело идет очень легко, —
отписывал он в Лондон. — Но когда графу Орлову можно внушить другие цели, то
выдвигается граф Чернышев и его друзья Голицыны, особенно первый53, и это
обстоятельство, кроме всех других неудобств, как следствие несогласия, проволакивает
время, пока императрица не помирит обоих графов».
Короче говоря, лорд Кэткарт решил утвердить английское влияние в Петербурге,
примирив двух самых влиятельных лиц при русском дворе. Первые шаги посла внушали
надежду. Орлов благосклонно принял похвалы Кэткарта в адрес Панина, но выразил
сожаление, что близко не знаком с Никитой Ивановичем. Ведь у них разница в летах,
занятиях, удовольствиях, они редко встречаются — пожалуй, только на совещаниях по
особым делам, где обыкновенно Орлов, по живости своего характера, прерывает
методичное изложение Панина, как скоро ему покажется, что тот не к тому клонит речь. В
ответ Панин обычно хмурился, а Орлов умолкал — и таким образом дело останавливалось
и мешало ходу других. Отдавая должное знаниям и способностям Панина, Орлов всю
вину за случившиеся между ними разногласия, принимал на себя, сетуя на собственную
нетерпеливость, недостаток методы и уверял посла, что весьма желал бы встречаться с
Паниным по-дружески, без определенного повода. Кэткарт передал Панину свой разговор
с Орловым. Никита Иванович очень обрадовался этим речам, благодарил Кэткарта за
сделанное им доброе дело.
Казалось, Кэткарт был на верном пути. При встречах Орлов и Панин кланялись ему
подчеркнуто уважительно, да и отношения между соперниками, по наблюдениям посла, о
которых он не замедлил донести в Лондон, стали ровнее. Граф Рошфор, руководивший
53 Фельдмаршал Александр Михайлович, полный тезка вице-канцлера.
английской внешней политикой, предписал послу добиваться посредничества Англии в
мирных переговорах с Турцией взамен добрых услуг Пруссии и Австрии.
Между тем, время шло, весна сменила зиму, наступило лето 1772 года, а дело с
заключением русско-английского договора не продвинулось дальше неопределенных
обещаний и туманных намеков. В депешах Кэткарта зазвучали нотки озабоченности. Судя
по его донесениям, примирение Орлова с Паниным не удавалось то из-за того, что