Хроники времен Екатерины II. 1729-1796 гг
Шрифт:
немецки, Екатерина ответит по-русски. Если же посол предпочтет французский, то беседа
будет вестись на этом языке, которым, кстати сказать, императрица владела в
совершенстве.
Тут и пробил час Никиты Ивановича Панина.
На чрезвычайной конференции по польским делам он твердо высказался за то,
чтобы продвинуть в короли Станислава Понятовского, бывшего фаворита Екатерины.
Если
известила Понятовского о том, что она «незамедлительно направляет послом в Польшу
графа Кейзерлинга с тем, чтобы он сделал Вас королем», то становится понятным,
почему через три недели Панина назначили первоприсутствующим в Коллегии
иностранных дел.
В мае 1764 года был заключен прусско-русский союз, а 29 сентября Сейм в
Варшаве под присмотром русских войск и на русские деньги единогласно избрал
Понятовского новым королем Польши.
«Никита Иванович, — писала Екатерина Панину, — поздравляю Вас с королем,
которого Вы сделали. Сей случай наивяще умножает к Вам мою доверенность, понеже я
верю, сколь безошибочны были все взятые Вами меры».
5
В веке осьмнадцатом, просвещенном, искусство дипломатии состояло в создании
союзов, называемых системами.
Система Панина называлась «Северным аккордом». Главная идея «Северного
аккорда» состояла в создании союза государств севера Европы, объединяющего Россию,
Пруссию, Англию, Швецию, Данию, Саксонию и Польшу против Франции, Австрии и
Испании — владений Бурбонов и Габсбургов. При этом мыслилось, как наставлял сам
Никита Иванович посла в Копенгагене барона Корфа, «поставить Россию способом
общего Северного союза на такую ступень, чтобы она как в общих делах знатную часть
руководства имела, так особливо в Севере тишину и покой ненарушенный сохранять
могла».
Польшу Панин видел естественным членом Союза северных государств.
«Польша, если бы торговля ея и учреждения были благоустроеннее, могла бы
заменить для союзников Австрию, не делаясь для них опасной», — подобные
высказывания послы Пруссии и Англии слышали от Панина не раз.
Скажем больше. Польша в глазах Панина была своеобразным полигоном, на
котором он рассчитывал опробовать взаимодействие активных членов «Северного
аккорда», к которым относил Россию, Пруссию и Англию. К сожалению, расчеты эти
оказались доктринерскими. Уже в апреле 1767 года Фридрих передал посланцу Панина
Каспару фон Сальдерну, что вступать в союз с Англией, Саксонией
не входит в его планы.
Зыбкость почвы, на которой строились планы Панина, показала и грянувшая
осенью 1768 г. война с Турцией, долго ожидаемая и одновременно неожиданная, как все
войны. Противники Никиты Ивановича открыто ставили ему в вину то, что Россия
вступала в войну с Османской империей один на один, без союзников. Оборонительные
договоры имелись лишь с Пруссией и Данией. С Англией с 1763 года тянулись переговоры
о возобновлении союзного трактата. То обстоятельство, что главные противники России в
польских и турецких делах — Франция и Австрия — были ослаблены и переживали
внутренние неурядицы, служило плохим утешением.
Ход войны, казалось бы, внушал оптимизм. Воевала русская армия успешно, гром
ее побед в Молдавии и Валахии прокатывался по всей Европе. Однако победы куются на
полях сражений, мир же подписывается за столом переговоров. Задолго до того, как
победные залпы пушек фельдмаршала Петра Александровича Румянцева под Ларгой и
Кагулом и взрывы тонущих турецких кораблей в Чесменской бухте возвестили Европе о
рождении новой военной державы, в дипломатических гостиных Вены, Парижа, Берлина,
Лондона, развернулись сражения, не уступавшие по драматизму военным баталиям.
В сражениях этих дипломатам порой приходилось труднее, чем генералам, ведь им
не так легко определить, кто друг, а кто враг. Случается и так, что противник и союзник
предстают в одном лице.
Русско-турецкая война с самого начала рассматривалась в Берлине как
долгожданный и удобный повод для новой (после захвата Силезии) территориальной
экспансии.
«Война между Россией и Турциею перемешала всю политическую систему
Европы, открылось новое поле для деятельности; надо было вовсе не иметь никакой
ловкости или находиться в бессмысленном оцепенении, чтобы не воспользоваться таким
выгодным случаем», — признавался впоследствии Фридрих в своих мемуарах.
Еще в 1731 году во время своего «кюстринского сидения» он разработал так
называемую «систему поступательного увеличения государства», обосновав в ней
закономерность объединения прусских земель, разорванных «польским коридором».
Принцип «округления территорий», признававшийся монархическим правом XVIII века,
служил ему оправданием.
В своем втором так называемом политическом завещании, написанном в 1768 году,
но остававшимся секретом даже для его ближайших сотрудников, Фридрих II вполне
определенно поставил задачу использовать политическую ситуацию русско-турецкой