i 166602c1f3223913
Шрифт:
предупредило его, что он в чем то вымазался. Он выронил бумажку и, вытирая пальцы носовым платком, с обворожительной улыбкой обратился к
поручику Лукашу:
– Латинская пословица гласит: «Inter arma silent musae» – то есть когда
говорит оружие, молчат музы. К счастью, у нас это не так. То, что я вам
прочел, я нахожу прекрасным, лойяльным, патриотическим стихотворением.
Жаль, что оно не дошло до нас целиком. Я прочел бы его при случае
солдатам
поручиться, что тут незадолго до нас проходили наши.
Капитал Сагнер сердито отвернулся, а поручик Лукаш оттолкнул носком
сапога обрывок газеты в сторону и предложил: – Может быть, прикажете это вымыть? Ведь эти солдаты – такие свиньи! Тут
патриотическое стихотворение, которое могло бы поднять дух армии, стихотворение, в которое поэт вложил всю свою душу, а такой обормот
подтерся им, как будто на свете нет другой бумаги.
И его улыбка была при этом полна сарказма и иронии.
Затем отряд двинулся дальше. Прошел час, никто не задумывался о том, что
давно уже утрачена всякая связь с авангардом. Около полудня подошли к
какой то поляне в лесу, откуда доносились человеческие голоса. Капитан
приказал выслать вперед разведчиков; они вернулись с донесением, что на
поляне расположился небольшой отряд австрийской артиллерии, чтобы
предоставить отдых измученным лошадям.
Батальон приближался к поляне, и солдаты радовались предстоявшему
привалу, как вдруг на опушке леса показался конный офицер. Он галопом
подскакал к капитану Сагнеру и рявкнул: – Какого полка? 91 го? Куда ж вы его ведете? Послушайте, однако! Ведь
это же не то направление! Ведь я же приказал влево!
И помчался сломя голову обратно. Капитан пришпорил коня и, догнав
офицера, отрапортовал ему, как полагается, и просил дать более точные
приказания, так как узнал в этом офицере начальника бригады. Но
приказаний он никаких не получил. Старик только упрямо твердил: «Я же
приказал влево!» – а когда капитан Сагнер повернул коня и козырнул: «Слушаю, господин полковник!»– старик заорал ему вслед: – Господин капитан, прошу заметить себе раз навсегда: не господин
полковник, а господин генерал майор!
Капитан Сагнер подумал, что ведь вот бывают же на свете идиоты, и поехал
обратно к своему батальону. Чтобы позлить бригадного, он нарочно дал
людям отдохнуть подольше. Никому и в голову не приходило, что их
авангард продолжал продвигаться в прежнем направлении, как он шел с
утра, что следовало бы его вернуть и что батальон остался без заслонов
без авангарда. Он беспечно шел навстречу неприятелю, совсем так, как в
миловицком лагере он выходил на стрельбище упражняться в стрельбе по
картонным фигурам пехотинцев, которые двигались в другом конце
стрельбища на мишенях при помощи целой системы блоков и веревок…
Кадет Биглер, устремив глаза на карту и сравнивая имевшиеся на ней знаки
с местностью, осторожно продвигался вперед, хотя ему было совершенно
неясно, куда ему надо было выйти и где он должен встретить русских. Во
всяком случае, он знал, что ему поручили серьезную задачу, и старался
выполнить ее так, чтобы получить за нее отличие. Зорко поглядывая по
сторонам, он бодро шагал во главе своей маленькой армии, подгоняя солдат
и с нетерпением ожидая появления неприятеля, чтобы немедленно послать в
свой батальон донесение, что можно начинать бой.
В небольшом расстоянии от кадета Биглера выступал для связи Швейк с
другим солдатом, который, соскучившись в одиночестве, нарочно подождал
Швейка и приветствовал его следующими словами: – Вдвоем то нам будет легче идти и защищаться, если кто на нас нападет и
вздумает ограбить. Тут, брат, такие дремучие леса, что только
разбойникам Бабинским в них и жить. Винтовка то у тебя заряжена? На
кадета и на товарищей впереди рассчитывать нечего. Они идут себе вперед, и на нас даже и не оглянутся. Ну, да заблудиться здесь, пожалуй, трудно.
Ведь одна эта тропинка тут только и есть.
– Нет, винтовки я не зарядил, – вразумительно ответил Швейк, – потому
что с заряженными винтовками, знаешь, шутки плохи. Возьмешь это ее в
руки, поиграешь, и вдруг – бац! весь заряд у тебя в брюхе. Правильно
говорил подпоручик Фреммлер, когда я служил в Будейовице: «Магазинная
винтовка Манлихера образца 1895 года самая лучшая в мире, а если кто
после учения забудет в ней патрон, то я ему все зубы выбью!» Ну, а
заблудиться ты везде можешь, даже в Праге. Вот, например, знал я одного
человека, по фамилии Галда; он работал литейщиком на заводе Рингхофера в
Праге и жил возле таможни. В Бубне у него была одна знакомая, с которой
он ходил в «Кутилек» в Бельведере танцовать приличные танцы – это
потому, что в «Кутилеке» на стене было объявление: «Просят танцовать
только прилично!» А однажды он там хватил лишнего, поссорился со своей
барышней и пошел один домой. Дошел он до Венцеславой площади и