И-е рус,олим
Шрифт:
– - Какого он цвета, Гриша?
– - спрашиваю я.
Гриша словно впервые вглядывается в сфинкса. Кинолог тоже таращится на скульптуру, потом начинает рассматривать ее через стакан с виски. Наконец, придвигает стакан к каменному боку. Цвет слегка похож.
– - Гы!
– - радуется Кинолог.-- У него цвет бодуна!
Гриша мотает головой:
– - У него цвет львиного поноса.
– - Это ответ для Давида. А теперь ответь для меня! Если ты, конечно, еще различаешь оттенки.
Но Гриша только печально качает головой и смотрит на сфинкса так, словно хочет поймать его взгляд. Пустое занятие.
– - Нравится?
– - спрашивает он с каким-то особым выражением.
– - Да.
Я не уверен, что Гриша спрашивал про сфинкса, но отвечал я про него, хотя и не искренне.
– - Дарю,-- словно что-то обрывает внутри себя Гриша.
Я не хочу этого подарка. Очень не хочу. И инстинктивно делаю ладонью отстраняющий жест. Гриша трактует его, как хочет и вкладывает сфинкса мне в руку. Это противно. На ладонях возникает ужасное знакомое ощущение... спекшейся крови. Как было дважды, когда в мае сбил собаку, когда впервые появилось рычание. И второй раз, когда перевязывал Лею... Господи... Я сижу сам, словно окаменев, и держу этого сфинкса на вытянутой руке. Гриша наблюдает за мной с пьяным псевдомудрым прищуром. Кажется, он как раз катится по перилам. Кинолог, совершенно осоловевший и откровенно счастливый, тычется своим стаканом в бок сфинкса.
– - Нет!
– - я одновременно мотаю и головой, и руками.
– - А это не тебе,-- обижается Гриша.-- Это Лее -- хавере и модели -- на первый зуб, авансом.
– - Только попробуй не взять,-- возмущается Кинолог.-- Это ведь не просто так, это символ! Гриша вырвал...гы, зуб, который на тебя имел и сложил к ногам будущей матери, да, Гришаня?
Мне вдруг приходит в голову, что если я, как бы неловко, поверну окаменевшую свою руку, то этот сфинкс ведь может случайно выпасть и расколоться. И ладонь моя раскрывается, сфинкс медленно сползает... Кинолог хватает его в последний момент, даже не замечает, что спас статуэтку и начинает жадно разглядывать. Потом с апломбом заявляет:
– - Это, бля буду, золотой зуб! Я угадал, Гришаня, да?
Гриша ухмыляется:
– - Не угадал. Даже не знаю во сколько раз эта штука дороже своей копии. Золотой копии, то есть. По банальным подсчетам -- третье тысячелетие до того как. А может, и четвертое. А может, и хрен его знает какое. Это глубокое потрясение.
– - Я потрясен, аха,-- лыбится Кинолог.-- Глубоко! Пробрасываешься столетиями, как новый русский стобаксовыми купюрами.
– - Да, для специалистов, конечно, потрясение. А для всех -- культурное удивление. Культурные мурашки. И вообще, в Иерусалиме сто лет -- не деньги.
Почему он мне это подарил? А может быть, сфинкс вообще взялся откуда-то издалека и ничуть не имеет ни к чему здесь отношения? А я просто пьян?
– - Ну,-- требует Кинолог,-- мы с Давидом хотим знать... биографию твоего подарка! Где взял?
– - Нашел,-- разводит руками Гриша.-- Гулял в нужном месте в нужное время... смотрю -- валяется... Давид, ты в порядке?
Кинолог треплет меня по плечу:
– - От счастья не умирают. Ты поплачь, гы,-- советует он и снова тянется своим стаканом к сфинксову боку.
Гриша отводит его руку:
– - Тоже мне,
– - Отвали,-- возмущается Кинолог,-- я чувствую, что должен с ним выпить!
– - он вдруг ставит стакан и начинает истерически хохотать, делая нам какие-то тайные знаки и пытается что-то объяснить,-- Я понял... почему... да, выпить... с ним...-- постепенно он успокаивается, но молчит.
Мы смотрим вопросительно. Я даже сумел ожить и поставить сфинкса на стол. Но Кинолог молчит и лишь поглядывает виновато. Наконец, произносит:
– - Может, не надо?
Но мы ждем объяснений. Он вздыхает:
– - Да посмотрите же... Он мне Линя напомнил. На презентации в Геенне. Ну, вспомнили? Пенопластовый сфинкс с его головой, ну?
Да.
– - Так это, блин... вот нас и четверо. А я думаю -- че это мне так охота с ним чокнуться? А оно -- вот оно что...
Гриша молча берет статуэтку, всматривается в морду, кивает. А я быстро, пока сфинкс у него в руках, говорю:
– - Тогда будет правильно подарить его Белле.
Гриша и Кинолог смотрят на меня, как на придурка.
– - Вместо вибратора?
– - уточняет Кинолог.
– - Она беременна, вы знаете?
– - жалко бормочу я.-- И как раз от Линя.
– - Знаем, знаем,-- успокаивает меня Кинолог,-- Линь, сука, да будет благословенна его память, добился-таки своего, гы. А че, молодец! Не удивлюсь, если он и помер нарочно.
– - Все вообще происходит нарочно,-- говорит Гриша.-- Правда, Давид?
Правда. Он прав. Ничего не происходит просто так. Хотя вряд ли Гриша это имел в виду. Я киваю. И осознаю, что мы не могли случайно оказаться вчетвером в мастерской человека, с которым не общались несколько месяцев... ну пусть втроем с плюсом. Какой это, к черту, намек. Это уже крик!
А Кинологу наплевать, он все о своем:
– - Точняк, Гришаня! А что если, я вот только что подумал, гы, Линь нарочно и завернул прощальную подляну. Мало ли чья сперма могла быть в этой пробирке, гы.
Грише это тоже кажется ужасно смешным.
– - Так где ты его нашел, говоришь?
– - повторяю я со всей небрежностью, на какую способен. Голос мой звучит фальшиво, напряженно и почему-то заискивающе. Но мы же пьяны, поэтому ничего страшного.
– - В куче мусора,-- неохотно отвечает Гриша. Он, конечно, врет.
– - Брехло!
– - говорит Кинолог.
– - Да нет, не совсем. Правда нашел. В большой куче очень специального мусора.
– - И где же эта куча?
– - Да здесь, в Иерусалиме.
– - Йо-хо-хо!
– - вскакивает Кинолог.-- Вперед на кучу! На могучую кучку! Гришаня, веди нас!
Я встаю, забыв сфинкса на столе. Гриша несколько минут сидит один, затем неохотно поднимается.
Кинолог суетится -- хватает со стола бутылку, заставляет меня забрать сфинкса. Камень оттягивает карман -- теперь о нем даже не забудешь. Я вдруг представил, что это ключ, который нужно вложить в специальный паз на какой-то тайной плите. Она откроется, и... и это уже полный Буратино. Впрочем, если Гриша действительно покажет место, где нашел сфинкса, я постараюсь сконцентрироваться. Может быть, мне удастся обнаружить там что-то интересное, например, какой-нибудь след...