И по делам твоим воздастся
Шрифт:
– Ах, дорогая, Анастасия Павловна, сын уже сообщил мне о вашем посещении, вы не представляете как я рад, видеть в нашем доме, столь прекрасную женщину. – Я как послушный барашек пошла за моим предводителем.
Эта квартира тоже напоминала лабиринт из коридоров, но здесь было более светло, чему способствовали светлые шпалеры в мелкий цветочек, ремонт, очевидно, делался еще при жизни матушки Семена Михайловича, ибо это цветочное богатство, носило отпечаток женской руки.
Мы вошли гостиную, которая размещалась, судя по расположению, прямо над комнатой гадалки. Но в отличии от гостиной Цирцеи здесь
– Очень рады приветствовать вас! С моим сыном и его другом вы уже знакомы, жаль, что знакомство произошло при столь печальных обстоятельствах, присаживайтесь сюда. Самсон подай чаю, или может кофейку, изволите? Чаю, отлично, наш Самсон, прекрасный чай заваривает, а еще испробуете его ватрушек, я эти французские пирожные не признаю, один сахар, не то, что наша ватрушка и вкус есть и сладость.
– Папа, может не стоит, так суетится, Анастасия Павловна по делу пришла. – Ворчливо произнес Семен Михайлович, но тут же умолк, под сердитым взглядом отца.
– Если по делу, так и не принять гостью как подобает? Матушка была бы недовольна тобой. – И снова обратился ко мне. – Я, знаете ли, Анастасия Павловна, тоже всю жизнь в полиции да в судейских органах служил, тоже был судебным следователем, дослужился до коллежского советника. Семьсот пятьдесят рублей годового окладу! Сейчас пенсион – двести десять рублей пятнадцать копеек с вычетами, да еще есть кое-какие доходы, у нас, знаете ли, землица есть, под дачи сдаем, почитай тысяч пять годовых имеем. – У меня зародилось смутные догадки о том, что ко мне сватаются, видно сильно хотелось старику женить младшего сына.
Семен Михайлович был мрачнее тучи, но разглагольствований отца не прерывал. Подали чай с ватрушками, которые и, правда, оказались замечательными, мы еще поговорили на отвлеченные темы, в разговоре учувствовала, в основном, я да Михаил Михайлович, Георгий Федорович иногда вставлял словцо, а Семен Михайлович мрачно молчал. Старик с деликатностью медведя, выспрашивал меня о размере моего поместья, годовых доходах, о моих домочадцах и сколько жалования плачу слугам. Я старалась отвечать повежливей, но все больше теряла терпение, наконец, Семен Михайлович все же не выдержал и обратился к отцу:
– Отец, скоро стемнеет, мы должны поговорить с Анастасией Павловной по делу. – Последние слова он проговорил с нажимом. Михаил Михайлович, с неохотой поднялся и, сообщив, что уйдет на некоторое время, пообещал провести меня лично, после чего вышел из комнаты. Семен Михайлович вздохнул с видимым облегчением.
– Вы простите, ради Бога, моего старика, ему все хочется меня женить, хоть внуков у него уже достаточно, от моих старших братьев, но он утверждает, что обещал матушке и меня устроить, так вот.
– Ничего страшного я понимаю.
– Так приступим к делу, может, вы расскажете, что поведала Рахиль Лейбовна?
Я постаралась покороче пересказать наш вчерашний разговор и передала бумажный пакет с бутылочкой. Услышанное не очень удивило Семена Михайловича.
–
– Вы не удивились, что дверь подготовила Рахиль?
– Кто-то должен был это сделать. Пройти мимо сторожа, через парадное, незамеченным, нельзя. Спальня Евы Адамовна была закрыта на ключ, а он у нее в кармане, по свидетельству врача, труп не трогали. Остается французское окно кабинета Рахиль Лейбовны, и потайная дверь ведет туда же, а так как большинство времени она проводит в своем кабинете, а когда уходит, закрывает его, не думаю, что кто-то мог незаметно провести манипуляции с потайной дверью.
– Отчего же умерла Ева Адамовна?
– От страха сердце остановилось, думаю, когда она увидела в ночи отъезжающую стену, больное сердце не выдержало, хотя впечатлительной ее нельзя было назвать.
– Знаете, а когда я шла к вам, случайно попала к гадалке.
Георгий, удивленно поднял бровь и переспросил:
– К госпоже Цирцее?
– Да и она угадала, как меня зовут. – Сама не знаю почему рассказала им о моем посещении гадалки.
Семен Михайлович только хмыкнул, Георгий откинулся в кресле, загадочно улыбнулся и сказал, обращаясь к другу:
– А у вашей соседки хорошо развито логическое мышление, а Семен Михайлович?
– Да не откажешь шарлатанке в понимании людей.
Я возмутилась:
– Почему шарлатанке, откуда она могла знать, куда я направляюсь, как меня зовут?
Теперь уже хмыкнул Георгий:
– Простите Анастасия Павловна, но ничего сложного тут нет. У гадалки этой во входных дверях имеется потайная щелка, когда кто-то поднимается по лестнице одна из девушек, что у нее служат, рассматривает человека в щелку для того, что бы знать колеблется ли клиент, равнодушен или напротив взволнован. Обычно перед закрытой дверью, мы можем позволить себе эмоции, потом коротко пересказывает хозяйке, что видела. – Я вспомнила как горничная шептала на ухо гадалке что-то.
– Ну, хорошо она догадалась, что я случайно к ней попала, это проще простого, я к тому же не была записана, как она догадалась, куда я шла?
– Женщина, у которой лицо закрыто многослойной вуалью, как правило, не желает, что бы ее узнали, родственников в таком виде не посещают.
– В нашем доме такие гости ходят только к нам да к ней. – добавил Семен Михайлович.
– Хорошо, а мое имя, а покойник в большом флигеле, а вдова?
Георгий снова заулыбался раздражающей меня, насмешливой улыбкой.
– Вы одеты во все темное, обычно женщины предпочитают цвета поярче, подобные ткани выбирают те, кто в трауре. Это, конечно, может быть и другой родственник, но вы, очевидно, чем-то навели ее на мысль о смерти мужа. – Я вспомнила свой прямой вопрос о муже, заданный может слишком вызывающе, если мадам шла ва-банк, то она не ошиблась.
– А вот имя и покойник – это конечно газеты и информированность. – Продолжал Георгий, он положил передо мной на стол вчерашнюю городскую газету «Вечерний вестник», я развернула ее. На второй странице шел пространный отчет о загадочном убийстве в нашем доме. На стол легла еще одна газета, и еще, в газете четырехдневной давности, на первой странице была большая статья с фотографией нашего флигеля и именами данными полностью, я застонала, а Георгий продолжал: