И всюду слышен шепот тьмы
Шрифт:
– Конечно. Это Зоэ-Моник, она приехала к нам из Венгрии. Великолепно играет на гитаре и будет счастлива присоединиться к коллективу. Мы как раз недавно лишились одной партии, ведь так, месье Тибо?
– Все верно, мисс Леони. Однако все это мне бы хотелось услышать от самой Зоэ-Моник.
Мужчина подставил стул поближе к себе, опустившись на него и сложив локти на спинку, не переставая улыбаться. Моник почувствовала, как взгляды собравшихся в клубе прожигали дыры в теле и лице. Закусив уголок нижней губы, она поднялась с места, сжав перед собой в руках чехол гитары.
– Стесняешься. Я понимаю. Но знаешь что,
Моник Гобей медленно расчехлила гитару, наблюдая за тем, как одна из близнецов подминая подол пышного платья, присела за пианино. Сначала медленная мелодия полилась рекой, звуки пианино дополнила гитара, флейта, заревели скрипки. Когда голос подали контрабас и губная гармошка, песня разом переменилась, напоминая резвый канкан, раззадоривая студентов.
Леони поддерживая мелодию, прошла вдоль рядов, скрипка из её рук грозилась упорхнуть, так быстро смычок танцевал по утонченному инструменту. Не смея усидеть на месте, большинство музыкантов встали, наслаждаясь получившейся симфонией. Медленно выдохнув, прислушиваясь к вибрации внутри, разносившей ноты вместе с движением крови по венам, Моник погладила гитару кончиками пальцев, будто этим жестом спрашивая разрешение.
Когда инструмент дал утвердительный ответ, музыка дополнилась еще одной гитарой, привнося комичности произведения лирическую ноту. Девушка закрыла глаза, позволив себе полностью раствориться в волшебном единении голосов, какофонии звуков, рождаемых под умелыми пальцами, совершенно не замечая, что гитара, которую она держала на одном колене, начала сиять ярче самого небесного светила, окутывая светом не только силуэт Зоэ-Моник, но всех и каждого, слившегося в унисон оркестра существа.
Лишь месье Тибо был внимательнее других, с разинутым ртом следя за увеличение ореола золотистого сияния, пока оно не захлестнуло и мужчину, щедро наделив опьяняющий негой. То, что сейчас чувствовала Моник Гобей, приумножилось в сердцах всех остальных. Она бы заметила явление собственного дара, открыв глаза в нужный момент, но не сделала этого до окончания мелодии, и только раздавшиеся внезапно аплодисменты пробудили ее от забвения.
– Браво, браво, друзья! C'est magnifique*! Зоэ-Моник, ты просто обязана принять участие в конкурсе вместе с нами! Можешь выступать одна или с кем-то из труппы, но ты не можешь отказаться!
Не скрывая улыбки, глядя в лучезарные лица учеников, громко хлопающих друг другу, Моник вторила им, ощущая, как все же приятно быть самой собой. Месье Тибо блестел, как начищенный пятак от пота и радости, выплескивающейся через край, и эти эмоции вселяли уверенность в Зоэ-Моник Гобей. Она даже всерьез задумалась над тем, чтобы поучаствовать в каком бы то ни было конкурсе, но сначала требовалось обговорить этот шаг с родителями и найти союзницу в лице одной из подруг. Только лишь вампир, покоривший сердце Арлетт, сверлил девушку напряженным взглядом карих глаз, полуобернувшись, по-прежнему сохраняя сосредоточенное выражение лица, хоть ладони его и соприкасались.
В кабинете вдруг стало нестерпимо
Моник сглотнула, боясь пошевелиться, находясь во власти этих глаз, поглощающих все естество девушки, будто она самовольно ступала в смольные воды болота, погружаясь глубже с каждой долей секунды. И тут парень сделал то, чего Зоэ-Моник совсем не ожидала – усмехнулся, опустив голову в притворном смущении, отпуская ее руку. Возле угольных омутов его глаз мгновенно образовались морщинки, а щеки перерезало продольными ямочками. Неужели это тот самый парень, что махал ей у ворот вчера? Как вышло, что она не заметила его сразу?
– Прости, не собирался пугать тебя. Только хотел сказать, пока ты не ушла, что имел удовольствие насладиться твоей партией. Хорошо играешь.
– С-спасибо...
Зоэ-Моник чертыхнулась про себя, ругаясь на не вовремя предавший ее голос. Щеки вспыхнули от смущения и стыда, она знала, что выглядит глупо, но ничего не могла с собой поделать. Парень вновь неловко усмехнулся, будто ожидал от Моник большей многословности, но, по-видимому, ошибся.
– Что ж. Увидимся, Зоэ-Моник.
Мигнув в последний раз ямочкой на щеке, парень осторожно протиснулся мимо Моник к выходу. Девушка легким движением заправила карамельную челку назад, выругавшись уже вслух. «Это же надо быть такой идиоткой», - кляла она себя, похожая на заезженную пластинку, пока Арлетт и Леони не подбежали, хватая ее за руки и дергая, словно театральную марионетку.
– Чего хотел от тебя Эрве?
– Эрве? Да ничего такого...
Переспросила Моник, разворачиваясь к открытым дверям, через которые выходили студенты, в попытке застать в дверях теневое эхо парня или видимые лишь ей следы.
– Эрве Дюшарм. Перевелся к нам совсем недавно. Ходят слухи, что раньше учился в частной школе, но из-за поведения его оттуда выгнали. Маман Эрве была в бешенстве, и отправила его сюда в ссылку.
Перебила подругу Арлетт, гладя свою правую руку, не сводя взгляда с Беньямина, разговаривающего с учителем. Леони кивнула, подтверждая слова подруги, и подхватывая под руки Арлетт и Моник, подтолкнула обеих к выходу.
– Но лучше не связывайся с ним, каким бы обаятельным он не казался. Примерным поведением Эрве и у нас не отличается. А уж я-то знаю толк в таких парнях. Мой папаша давно выбил из меня и матушки всю дурь, так что лучше вы, девочки, станете самой большой любовью в моей жизни.
Звонкий смех и объятия подруг, заставили Зоэ-Моник Гобей забыть на миг обо всем на свете.
Оборот речи, означающий того, кто рано встает, во французском языке, может использоваться как «ранняя пташка».