И всюду слышен шепот тьмы

Моен Джой

Моник помотала головой, глядя под ноги, где на бетонном полу грязь смешивалась с окурками и солеными разводами после дождя. Они говорили о чем-то еще, обыденном, не обязательном, пока девушка не заметила, что Эрве Дюшарм приближается к ним, взгляд его был напряженным, метающим молнии в спину Беньямина.

– Ты хотела поговорить. Идем?

– Не видишь, что я уже разговариваю?

Ревность и негодование, сменившиеся злостью, заставили Зоэ-Моник Гобей сделать вид, будто она смелее, чем кажется, хотя все ее нутро дрожало. Дюшарм в один шаг настиг девушку, крепко сжав ее запястье до боли, заставляя встать с места. Эрве собирался увести Моник в более тихое место

за трибунами, чтобы поговорить, но сделав шаг, столкнулся с препятствием в виде Беньямина.

– Эрве, не слышал? Зоэ-Моник не желает с тобой разговаривать и тем более куда-то идти.

– Остынь Де Кольбер. Я в твою личную жизнь не лезу, а ты не лезь в мою. Вампир, который слишком глуп, чтобы понять симпатию своей подруги, не имеет право давать мне советы о том, как мне поступать с собственной девушкой.

Сказанное Дюшармом так поразило Беньямина, что он отпрянул, погрузившись в свои мысли, и потерял из виду парня с сопротивляющейся девушкой.

– Отпусти! Какого черта ты делаешь, Эрве? Что на тебя сегодня нашло!?

Парень взял Зоэ-Моник Гобей за плечи, прижав ее спиной к стене лицея, вглядываясь в испуганное покрасневшее от слез лицо. Моник хотела сказать что-то еще, но тут Эрве Дюшарм приник к ее губам своими, целуя так, словно жаждущий напиться путник, вернувшийся с брошенного всеми острова.

Моник принялась сопротивляться, желая вырваться из пут, вцепившись ногтями в грязную одежду, но пыл ее медленно угасал, она замерла, чувствуя проникший в ее обитель, властно командующий и наводящий свои порядки, язык парня, горячую ладонь, скользнувшую от шеи к ключицам, плечу под рубашкой. От этого прикосновения сердце отбивало ритм, внизу живота зашевелились змеи, покусывая плоть изнутри, Моник закрыла глаза, наслаждаясь. Прислонившись лбом ко лбу девушки, Эрве прошептал ей в губы:

– Прости. Прости меня, Зоэ-Моник. Я – идиот. Сначала тот придурок взбесил меня, я хотел поговорить с тобой, когда успокоюсь, но вы так мило беседовали с Де Кольбером, что ревность стала разъедать меня. Я от нее чуть с ума не сошел. Прости, я потерял голову...

От таких слов Моник лишилась связи с реальностью, казалось, то, что чувствует сердце, оторвало ее ноги от земли, унося в неизвестные дебри из которых не вернуться обратно. Эрве тоже ревновал ее, она нужна ему, нужна, чего еще желать девушке, никогда ранее не вкушавшей плоды любви, но теперь такой шанс появился. Зоэ-Моник готова была простить и без слов, лишь бы парень продолжал сжимать ее в своих объятиях, только бы его лодка никогда не отшвартовалась от ее причала под названием «одиночество».

***

Мандраж сцены усилился, ведь сегодня на нее придут посмотреть ученики лицея, среди которых будут и друзья, хотелось спасаться бегством, спрятаться, она бы так и сделала, если бы не треклятый договор с Эмильеном. После долгого и распаляющего прощания с Эрве Дюшармом, девушка прибыла сначала в офис к продюсеру для записи первой в жизни пластинки, что должно было принести радость, а теперь Моник вновь стояла за сценой при всем параде, ожидая, когда ее позовут. Запись пластинки было необходимо выпустить под каким-нибудь вымышленным именем или псевдонимом, но в голову ничего не приходило. Один из гримеров, увидев Зоэ-Моник Гобей в зеркале, обронил слово, показавшееся идеальным отражением того, как девушка себя чувствовала, как жила – меланхолия.

Именно это имя и прозвучало организатором в зале, вызвав у публики поначалу ленивые хлопки, но когда существа осознали, кто перед ними аплодисменты не желали

утихать, даже после того, как гитара пропела первые нотки. До того, как свет приглушили, сквозь прорези черной глянцевой маски, выделяющей округлые щеки и заостренные скулы, Зоэ-Моник заметила сидящих за одним столиком Леони, Арлетт и Беньямина, медленно тянущих напитки из своих бокалов. Через пару столов от них она так же заметила Эрве и Оливье с ненавистной ей Жюли и еще двумя незнакомыми девушками. Все в порядке, успокойся, ты важна, важная для них, для него. Проблему представляло то, что друзья могли узнать ее по голосу, но рассчитывала, что алкоголь и предыдущие выступления притупят восприятие.

Песня для разогрева прошла для толпы удачно, Моник постоянно напоминала себе не усердствовать с эмоциями, держать их под контролем. В полумраке помещения девушка видела, что гости повставали с мест, танцуя у столиков, им не терпелось размяться, а потому следующей шла мелодия, располагающая к более жаркому времяпрепровождению.

Речь в тексте шла о девушке, что обожглась об одного мужчину и теперь искала утешения в каждом путнике, осмелившемся зайти на огонек. Одной гитары было недостаточно, продюсер дал знак пустить нанятый заранее оркестр, чем немало удивил Зоэ-Моник внезапным появлением, однако она, почувствовав энтузиазм и ритм мелодии, принялась ходить по сцене, жестами маня к себе незримых духов истории, виляя бедрами.

Толпа восприняла перемену положительно, существа выкрикивали резкие, но приятные слова, свистели, ожидая продолжения. Теперь танцевали все присутствующие, Моник подошла ближе к краю сцены, увидев совсем рядом знакомую копну волос и протянула руку, за которую Эрве ухватился, подтягиваясь на сцену. Одобрительные возгласы волной прокатились по залу, когда девушка, поддавшись порыву, начала тереться о джинсы парня задницей, чувствуя даже сквозь обтягивающий костюм, полностью скрывавший кожу, жар рук Эрве. Он, почти не касаясь, лишь слегка прижимал певицу к себе, наслаждаясь ее голосом, телом, и атмосферой зала.

Возбуждение достигло апогея, мелодия выходила из легких с придыханием, и Моник вдруг вспомнила о самоконтроле, надеясь, что ее минутная заминка не слишком скажется на гостях. Она посмотрела парню прямо в глаза, ожидая, что он узнает ее, но тот видимо был слишком пьян, а может гримеры справились со своей задачей великолепно.

Девушка подошла к Эрве вплотную, чувствуя родной запах, провела ладонью по его подбородку с едва заметной щетиной, а после легким движением руки толкнула парня в грудь. Толпа взревела и понесла Эрве Дюшарма прочь от сцены на руках.

От нарастающего в зале жара было практически нечем дышать, под музыку, завершающую песню, Моник жестом попросила бутылку с водой, слегка приподнимая маску, чтобы сделать несколько глотков освежающей влаги. В этот момент девушка поняла, что что-то не так, существа в зале остались неравнодушны к пущенным Зоэ-Моник флюидам; парни и девушки без разбора принялись целоваться, тереться телами, их языки и наряды блестели в свете софитов, словно затворы камер.

Нужно было придумать что-то, исправить ситуацию, пока не стало поздно, иначе может произойти, что угодно, за что, в лучшем случае, завтра будет стыдно, глаза Моник забегали по залу в поисках выхода. Арлетт и Беньямин затерялись в толпе, наконец, девушка нашла Оливье, он неистово гладил руками грудь и бедра Леони, которая вовсе не противилась этому, рядом на стуле сидел Эрве, залпом осушая стакан с горячительным напитком, когда верхом на него уселась Жюли, пытаясь поцеловать, обнимая ладонями лицо парня.