Ибо прежнее прошло (роман о ХХ веке и приключившемся с Россией апокалипсисе)
Шрифт:
– Ну, мы будем жить вместе.
– Вы серьезно?
– Неужели я стал бы этим шутить? Почему же нет, Верочка? Мы оба люди одинокие и друг другу симпатичны. Мне кажется, мы легко сможем сжиться.
– А Калерия Петровна не будет против?
– Да нет, как будто. Я уже и раскладушку одолжил у нее. Почему же ей быть против? Мы отлично разместимся. Белье у меня имеется. Знаете, я подумал сегодня: если к семидесяти годам ты не способен позаботиться о том, кто в этом действительно нуждается, зачем тогда вообще
– Когда?
– спросила она.
– Да вот только что. Я полчаса как с этой самой комиссии. Ничего особенного. Расспрашивали о всякой ерунде, потом объявили, что уволен. По правде говоря, я даже и рад. Шел сейчас от них домой - какой-то, знаете, простор в душе появился. Не хочу я больше ни с кем из них дела иметь. Это вы вчера хорошо сказали - про то, что унизить человека... Я думаю, может быть, и напугать человека можно настолько, насколько он сам способен бояться. Я вот сегодня ни черта не боюсь. Когда о ком-то ты должен заботиться, за себя уже не страшно. Как вы себя чувствуете, Верочка?
– Да нормально, в общем. Слабость только какая-то.
– Надо думать, - кивнул он.
– Давайте-ка я вам чаю организую. Выпьем чайку, разгоним тоску.
Он пошел на кухню. Вера Андреевна тем временем встала с кровати, поправила покрывало. В это время прозвенел дверной звонок, и она вышла открыть.
На пороге квартиры No 9 стоял Степан Ибрагимович Баев с огромным букетом роз в одной руке и каким-то бумажным кульком в другой.
– Здравствуйте, Вера Андреевна, - сказал он и шагнул в прихожую.
Она растерялась.
– Здравствуйте, - пробормотала она.
– Вы ко мне?
– К вам, - кивнул он.
Он был одет в роскошный серый костюм с желтым галстуком в горошек. Прихожая, едва вошел он, наполнилась запахом дорогого одеколона.
– Ну, проходите, - пробормотала она и, словно бы ища поддержки, оглянулась на Аркадия Исаевича, вышедшего из кухни; но тот поспешил исчезнуть у себя за дверью.
Они прошли к ней в комнату, и Степан Ибрагимович протянул ей розы.
– Это вам, - сказал он.
– Спасибо, но...
– После вчерашнего, представьте, не знаем, как дом разгрузить. Половина стола осталась - мясо, торты. Немного мы перестарались. Цветы вот тоже некуда ставить. И выбрасывать жалко. Алевтина Ивановна поехала раздавать. А я вот к вам. Здесь фрукты, - сказал он, приподнял кулек и поставил его на стол.
– А цветы в вазу поставьте.
– У меня нет вазы, - покачала она головой.
– Ну, в банку тогда, - пожал он плечами, оглядевшись, переставил с подоконника на стол банку для полива герани и, взяв у нее назад букет, сам опустил его туда.
– Можно присесть?
– поинтересовался он затем,
– Да, конечно.
Выдвинув из-за стола стул, он уселся на него, положив ногу на ногу.
Она присела рядом.
Некоторое время он просто молча смотрел на нее. Она подумала, что выглядит, должно быть, ужасно - даже еще не причесалась, проснувшись.
– Попали вчера под дождь?
– спросил он, наконец.
– Да, - ответила она.
– Всем пришлось под дождем возвращаться. Неудачно получилось.
– Ничего страшного, - пробормотала она.
– Понравилась вам вечеринка?
– Да. Я должна, наверное, извиниться, - добавила она вдруг.
– За что?
– удивился он.
– За Бубенко - неудобно вчера получилось.
– За Бубенко?!
– с чувством перебил ее Степан Ибрагимович.
– Это были отвратительные стихи! Лицемерные, бездарные вирши. Я, по правде, не имел представления о его творчестве до вчерашнего дня. Очень теперь жалею, что пригласил его.
Он все смотрел на нее - пристально, без какого-нибудь определенного выражения. Вера Андреевна подумала, что не сможет долго выносить этот взгляд.
– Ну, а какие стихи вы любите?
– поинтересовался он.
– Разные, - ответила она тихо.
– Ну, например.
– Лермонтова.
– Лермонтова, - кивнул он.
– Хороший поэт. А я вот, знаете, Есенина последнее время полюбил. Вот это, например, слышали?
– и он вдруг продекламировал с выражением:
Не жалею, не зову, не плачу,
Все пройдет, как с белых яблонь дым.
Увяданья золотом охвачен,
Я не буду больше молодым.
"Зачем он пришел?" - подумала Вера Андреевна. Тяжелым и неестественным казался ей разговор их. Было тревожно.
– А вы у Лермонтова что любите?
Она не ответила ему и через некоторое время, собравшись с духом, нашла в себе силы посмотреть ему прямо в глаза. Тогда он вдруг рассмеялся.
– Ну вот, - сказал он, покачав головой.
– Все уже по глазам вижу. Выходит, что просто так, по-человечески, в гости мне ни к кому зайти не полагается. Все сразу чего-то ждут от меня. Хотел бы я только знать, чего именно.
– Да, нет, почему...
– смутилась Вера Андреевна.
– Ладно, я уже привык, ничего не попишешь. Между прочем, кое-что интересное у меня для вас действительно есть. Одна важная новость. Думаю, вам некому еще было сказать, хотя почти все уже об этом знают, - он выдержал небольшую паузы.
– Я поздравляю вас, Вера Андреевна. Вы выдвинуты единым кандидатом от блока коммунистов и беспартийных по Зольскому избирательному округу на предстоящие нам выборы в Верховный Совет РСФСР. И лично я всецело поддерживаю вашу кандидатуру.