Индульгенция для алхимика
Шрифт:
, а как опыт завершится - еще пять. Только чтоб никто из вас дурной болезнью не страдал, иначе, говорит, эксперимент не выйдет. Ну а что? Семь реалов - сумма приличная, а дело- то пустяковое, не такой уж большой грех... Мы и согласились.
Проныра допил кружку и налил еще, чтоб не пересыхал язык. Густав смотрел на него хмуро, но, не перебивал, видя, что рассказ патеру интересен.
– Через положенное время ловим мы того дьякона. Спрашиваем: "Что, мол, вылупились птенцы? Когда за деньгами приходить?" А тот нам и отвечает: "Приходите через три дня, только помойтесь, чтоб не вонять". Ну, сходили мы на Эбро, искупались, благо лето на дворе, а
– Вы, Ваше Преподобие, человек состоятельный и не жадный, сразу видно. Может, угостите промокших студиозусов хорошим вином?
Милитарий добродушно рассмеялся. Выглядел он лет на сорок: узкое, худощавое лицо с большой залысиной, плавно переходящей в тонзуру, изрезано морщинами, крючковатый нос с широкими крыльями хищно изогнутый над тонкой полоской губ. Волосы вокруг макушки - черные, но изрядно посыпанные пеплом времени. Глаза - какие-то седые, выцветшие, с пронизывающим, цепким взглядом бойца. Острый и чуть выдающийся вперед подбородок выдавал жесткий характер. Похоже, что кто-то из его предков согрешил с арабистанкой, в чертах капеллана явно проглядывала южная кровь.
– Такой истории, - патер вновь коротко хохотнул, - отродясь не слышал. В ней хоть слово правды есть? Надо же! В Эрбо купался! Не замерз? Там вода ледяная, даже летом... Бог с тобой, наливай, - капеллан утер выступившие слезы.
– Эй, трактирщик!
– воин Христа указал на опустевшую бутыль.
– Повтори!
И, повернувшись к приятелям, продолжил:
– В следующий раз, когда будешь рассказывать эту драму судеб, говори, что твой писун ни на что не годен, а деньги упускать ты не желал. Вот и пришлось поймать обезьяна и взять у него семя насильно. Потом - подменить. Ха! Ведь всем известно, что от человека гомункулус будет человеческим, а не кочкоданским, - опять засмеялся милитарий.
Прош и Густав переглянулись и присоединились к священнику.
– Меня зовут Пауль фон Хаймер, - отсмеявшись, представился патер.
– Отец Пауль фон Хаймер, капеллан у его милости барона фон Граувица, если точнее, - воин отпил из налитого кубка.
– Мы возвращаемся домой, в Штирию, с большой ярмарки в Ростоке. А что делают в этом трактире два послушника святого Лулла?
– внимательный взгляд седых глаз переместился с Проныры на Густава, безошибочно определив по цвету рясы старшего компании.
– Ну, - Шлеймниц слегка замешкался, раздумывая, насколько можно быть откровенным, - Я - Густав Шлеймниц, субминистратум, а он, - кивок в сторону Проныры - Николас Прош, мой фамулус... мы студиозусы из Аллендорфского аббатства. Идем в Сецехов, в Ржечь, обучаться в тамошнем коллегиуме, отец настоятель
– Вот как?
– священник удивленно поднял брови.
– Что, туторы в вашем монастыре настолько плохи, что не могут подготовить своих учеников к вступлению в Орден?
– Нет, конечно, - студиозус слегка смутился.
– Учителя вполне сведущи. У нас... на нас наложена епитимья[45]
... пройти рукоположение за пределами Романии.
– Ага, - мартинианец сделал еще пару глотков, - и связана она, скорее всего, с длинным языком вот этого юнгерменна, - указал подбородком на скромно потупившего глаза Николаса.
Густав слегка улыбнулся. Истинную причину похода называть не придется. Милитарий озвучил версию, чем она плоха? Если он считает себя проницательным, то пусть так и будет.
– Да, дом патер. Вы совершенно правы. Язык у моего товарища совершенно без костей. Даже если укоротить его на пару ярдов, оставшегося десятка футов ему вполне хватит, что бы довести до белого каления кого угодно, - студиозус мысленно себя похвалил. Ведь ни капли лжи, а их новый знакомец теперь совершенно уверен в правоте своих выводов.
– И что, вы действительно намерены перевалить чрез Хребет? Неужели поближе учиться негде?
– казалось, воин - монах заинтересовался. Прямой штурм скалистых перевалов, иногда взметающихся на пять тысяч ярдов, где вместо дорожной колеи - узкая тропа, или веревки, натянутые над пропастью, где на ночь нужно себя привязывать, а в случае дождя - ты почти покойник, под силу не каждому смельчаку. Даже вездесущие торговцы, готовые на любой риск ради барыша, - и те с неохотой соглашаются идти по такому "тракту".
– Придется, дом патер. Или пойдем к Северному Перевалу. Если только в мейссенском епископате не скажут, где найти Наставника по эту сторону Колючих гор, - вздохнул Шлеймниц.
– Решимость, достойная уважения, - одобрительно кивнул милитарий, допил кубок и сделал Прошу знак "наливай еще".
– Значит, твое послушание - стать служителем Лулла за пределами Марки? В коллегиуме, или у Наставника, не важно, главное - что не на Западе. Я правильно понял?
Густав неуверенно пожал плечами.
– Возможно и так. Про Запад у нас разговора не было. Речь шла лишь о том, что я должен продолжить учебу, получить рукоположение и стать официальным служителем Ордена...
– Bene, bene, bene[46]
...
– взгляд капеллана неожиданно стал оценивающим.
– А скажи-ка, юнгерменн, чему тебя научили, в вашем аббатстве? Свинец от олова отличить можешь?
– Конечно, дом патер, - несколько обиженно произнес Густав. Хоть в лучших учениках студиозус и не ходил, но в отсутствии усердия и прилежания его никто обвинить не мог.
– Как и положено: освоил шесть таинств превращения, очистку девяти элементов, их солей, - отгибал пальцы субминистратум, - два растворителя, сопутствующие литании и бенедикционалы[47]
, поиск и опознание руд, минералов, окаменелых останков, работу с астрологической картой и таблицами, а так же богословие, главные литургии, молитвы Великого Входа, на облачение, и святые таинства крещения и отпевания.
– Неплохо. А ну, - весело блеснул глазами фон Хаймер, - зачитай, к примеру, пятидесятый псалом. Сегодня как раз пятница[48]
!
– Пожалуйста, - студиозус чуть откашлялся. Хмель уже бродил в голове и заставлял делать то, на что в трезвом виде Шлеймниц был не способен, а именно - противоречить и доказывать - Miserere mei Deus, secundum magnam misericordiam Tuam[49]