Инквизитор. Охота на дьявола
Шрифт:
— Ну, — спросил Бартоломе, — где арестованный?
Стражники только развели руками. Лишь один из них рискнул высказать робкое предположение:
— Наверно, уже у себя, в преисподней…
— А вы почему здесь? Кто обещал мне преследовать его вплоть до самого ада?!
Федерико тяжело вздохнул.
Бартоломе обвел взглядом понурую компанию: четверых недоставало.
— Где остальные?
— Хуану Гальего дьявол выбил передние зубы и сломал нос, — пояснил все тот же стражник, — у него все лицо распухло, и он никуда не показывается… Алонсо ранен.
— Ах вы сволочи! — Сказал инквизитор. — Ах вы мерзавцы!..
И вдруг голос его сорвался на крик:
— Вы упустили убийцу! Вы упустили преступника! Вы загубили все дело!
— Трусы! Идиоты! — орал он. — Дурачье! Безмозглые твари! Нет никакого дьявола! Нет никакого черта! Есть только глупцы, которые в него верят! — он ругался беззастенчиво, вполне уверенный в том, что у солдат не хватит сообразительности даже для того, чтобы принять его слова за чистую монету.
— Чего только в гневе не скажешь! — шепнул один из стражников другому.
Парни молча выслушали весь обрушившийся на них поток брани, какой не каждый раз услышишь даже под вечер в портовых тавернах.
Впрочем, Бартоломе быстро остыл, сник. Несколько минут он сидел, сжав руками виски. Стражники переминались с ноги на ногу.
— Рассказывайте, — произнес он наконец, и голос его прозвучал уже бесстрастно и ровно.
— Святой отец, я стрелял в него! Я в упор разрядил в него пистолет, а ему хоть бы что! — сказал один.
— А я бросил в него кинжал, — поддержал его другой, — но клинок отлетел от него, как будто лезвие было деревянным…
— Да, — подтвердил третий, — Педро никогда не промахивается, он бы попал, если бы…
— Я с детства умею бросать ножи, — вновь вставил второй стражник. — Я бы не промахнулся…
— Он заговоренный!
— От него пули отскакивают!
— Его нож не берет!
— Что и говорить, сам сатана…
— Это сам Люцифер. Он светился.
— Одно слово, нечистая сила…
— Простаки! — вздохнул Бартоломе. — Этот человек знает тысячи смесей и составов. Он мог сиять, светиться, гореть, тлеть, все что угодно! Вы обязаны были его схватить, даже если бы у него были крылья и нимб! Он одурачил вас, провел, как детей!
Стражники переглянулись, с сомнением покачали головой, а потом один из них, все тот же, самый смелый и словоохотливый, выразил вслух общее мнение:
— Святой отец, мы смиренно просим нас простить, но только ловить нечистую силу мы больше никогда не пойдем! Мы готовы пойти под выстрелы… Мы и убийц, и разбойников хватали… Но такого мы не видели никогда! Так что увольте, святой отец!
— Убирайтесь ко всем чертям! — устало махнул рукой Бартоломе.
Стражники двинулись к выходу. Руис последовал за ними, но Бартоломе окликнул его.
— И ты, Федерико! — наверное, в предсмертных словах Цезаря было меньше горечи, чем в этом восклицании
— Я видел собственными глазами! — покачал седой головой альгвасил.
— До сего времени, — серьезно продолжал он, — я вел очень греховную жизнь. Но я воочию увидел посланца ада… За мои прегрешения Бог послал мне страшное предзнаменование… Я был потрясен! И я дал клятву. Святой отец, я никогда больше не буду ни пить, ни богохульствовать!
— Пошел вон, раскаявшийся грешник! — воскликнул Бартоломе и в сердцах добавил:
— Лучше бы ты напился! Пьяный проспится, дурак — никогда!
Джованни Пагано был зол, как человек, все многолетние начинания которого рухнули в одночасье.
Тем временем стражники ходили из трактира в трактир, пили за чужой счет и рассказывали о встрече с дьяволом истории, одну страшнее другой. К концу дня происшествия вчерашнего вечера обросли самыми фантастическими подробностями.
Джованни Пагано, оставшись в одиночестве, (ни один ученик не отважился зайти в дом, где обитал дьявол, и даже прохожие старались как можно быстрее проскользнуть мимо злополучного дома) размышлял, что ему теперь делать: поскорее бежать от греха подальше или же остаться и ждать, чем закончится дело. И так, и этак выходило плохо. Бежать означало порвать все с трудом налаженные связи, лишиться приличного заработка и подтвердить подозрения инквизиции о своей причастности к плутням дьявола. Скрылся — значит, виновен, решат все. С другой стороны, побег мог оказаться лишь отсрочкой от тюрьмы, а отнюдь не спасением. Длинная рука святого трибунала могла достать Пагано даже в Италии. К тому же, учителя фехтования останавливало то обстоятельство, что он внес плату за аренду дома за полгода вперед. Но… оставшись, итальянец рисковал угодить за решетку с часу на час.
Джованни Пагано стоял в оконной нише пустого зала и с тоской смотрел на улицу, где вот-вот могла появиться стража.
Стражники не пришли. Зато появился человек в черном, уже однажды побывавший у Пагано и назвавшийся тогда доном Бартоломе де Сильва.
— Что, маэстро, — слегка улыбнувшись, спросил он, — чертей у себя прячете?
— Идите вы сами к черту! — грубо ответил учитель фехтования.
Когда он был зол, от него доставалось всем, кто попадал под руку, и вопрос Бартоломе сейчас подействовал на него, как красный плащ матадора на быка. Пагано пришел в ярость.
— Хотел бы я попасть туда, где сейчас скрывается этот самый черт, — заметил Бартоломе.
— Я вас могу туда отправить! — угрюмо пообещал Пагано и снял со стены шпагу.
— В самом деле? — усмехнулся Бартоломе, сделав вид, что не понял угрозы. — И где же он?
— Вы что же, черт возьми, пришли издеваться надо мной?!
— Что вы! Я хотел только побеседовать с вами в тишине и покое. Ведь нам с вами здесь никто не помешает, не правда ли? Все ваши ученики разбежались, прошу прощения, как черти от ладана…