Интернат
Шрифт:
Компания помолчала, и в молчании её таился страх.
– Выздоровеет ещё, – нарочито бодро предсказал Гарюха. – Не всем же помирать. Богу вон помолится и выздоровеет.
– Точно! – обрадовался Денис и нагнулся к съёжившемуся на полу Серафиму. – Эй, слышь, Серафим? Ты там помолись про себя Богу твоему, чтоб всё прошло. Слышь? Хватит спать, а то помрёшь! Чё ты, для Рената, чё ль, органы готовить намереваешься? Давай уже молись!
Губы Серафима дрогнули в улыбке. Он чуть кивнул. Денис с удовлетворением
– Молится, – сообщил он, и Миша Букашечкин с надеждой спросил:
– Значит, не помрёт?
– Да нет, не помрёт! – обещал Лабутин, хотя в душе крепко всё же сомневался.
Колька Евлаш забарабанил ногой в дверь.
– Открывайте, падлы!
Серафим вздрогнул от крика, но глаз не открыл.
– Эй, кто-нибудь! Жрать несите, я голодный! И пить!
Мальчишки вспомнили, что, между прочим, не завтракали, а время уже к обеду.
– За такие дела нам и жрать не дадут, – кисло предрёк Щучик.
– Не имеют права! – авторитетно заявил Певунец. – Даже военнопленных кормят. И бандюг всяких. Разных, в общем, уголовников.
Все приуныли. И так вечно полуголодные, а теперь вовсе ни крошки хлеба, ни капельки воды. По очереди, без надежды, попинали дверь. Денис пинал последним. И вдруг на его стук послышался ответный и встревоженный голос кладовщика пролился на душу Дениса и иже с ним амброзией.
– Эй, кто там сидит и за что?
– Михал Натаныч!!! – взревел Денис, и мальчики подскочили к неприступной двери. – Это мы тут все, из двести двадцать девятой!!!
– Денис?!
– Ага! И Мишка Букашечкин, и Егор Бунимович, и Макс Певницкий, и Валька Щучьев, и Колька Евлаш, Сашка Рогачев и Сашка Лапа! Да все, в общем! А Серафиму совсем худо! Как Дубичеву было! Он помереть может! Ему «скорую» надо!
Ребята загалдели, рассказывая Галайде историю своего восстания и пленения. Галайда в криках через дверь ничего толком не разобрал и велел говорить одному. Гарюха уложился в несколько ясных коротких фраз. Галайда так же ясно и коротко пообещал:
– Ключа у меня нет. Пойду на бой. Держитесь, я скоро. Не найду ключа – взломаю и выпущу. Смотрите за Серафимом. «Скорую» сейчас вызову.
Надежда на освобождение вызвала у узников единый вздох облегчения. Как, однако, приятно, когда о тебе заботятся…
Они вновь уселись на грязный пол и пустились в пустой трёп, лишь бы не мучиться от неприятных воспоминаний и не менее противных ожиданий.
Вскоре появился Галайда.
– Эй, ребята! – крикнул он через дверь. – Сейчас вас откроют! «Скорая» едет!
– Милиция тоже? – уточнил Сашка Лапа.
– И милиция, и из управления образования, и из органов опеки, и областной омбудсмен… Феликс Иванович, взяли ключ?.. Да, спасибо.
– Тьфу, пропасть! Такой скандал уже не замять, – раздался недовольное ворчание Хмелюка. –
– Так вы звонили о детском хулиганстве, – наивно объяснил Галайда, – а я о взрослом сообщал. Разные ж обстоятельства.
– Ну-ну. Дождёшься ты, Натаныч, беды. Кто тебя от неё спасать будет?
– Да ты открывай, Феликс, открывай, – отвечал Галайда. – Какое тебе, право, дело, кто меня из беды выручать будет? А хоть бы никто. Ты же спасать всё одно не побежишь.
– Не побегу, – согласился Хмелюк и вставил в замочную скважину ключ. – Эй, мелкота! Как выпущу, сразу в спальню бегите. Ослушается кто – а хоть бы и все, – к Фуфайкину отведу!
– А обед? – воззвал Сашка Рогачёв.
– Какой тебе обед, олух? – засмеялся Хмелюк. – Ты своё отобедал, когда на Мухаметшина попёр. Он в дикой ярости и расписывает для каждого из вас цельный веер наказаний! Усекли, голубчики?
Гарюха обвёл товарищей сумрачным взглядом, остановился на лежащем Серафиме.
– Идите в спальню, – проговорил Серафим, словно почувствовав его внимание. – Всё лучше, чем здесь сидеть.
– А ты? – подался к нему Денис.
– А я чего? Полежу, вот чего. Никому не помешаю, а потом тоже пойду.
Ключ, наконец, скрежетнул, замок щёлкнул, освободил дверь от запора. Мальчики подтянулись к выходу. Хмурый Хмелюк и встревоженный Галайда встретили их одним возгласом:
– Выходите скорее!
Хмелюк повёл «декабристов» наверх, а Галайда поспешил к Серафиму. Потрогал лоб. Покачал озабоченно головой.
– Вот дела…
Крякнув, поднял мальчика на руки. Серафим запротестовал слабым голосом:
– Михал Натаныч, я сам, вы что? Надорвётесь же…
Он слез с рук старика и неверными шагами поплёлся к лестнице. Взобраться на ступеньки он один всё же не смог, и кладовщик осторожно ему помог.
– Ничего, Серафимушка, ничего, голубчик, – повторял ласково Михаил Натанович.
Сердце его рвалось от жалости и гнева.
– Ты потерпи маленько, «скорая» сейчас приедет, тебя в больницу отвезут, и врачи тебе помогут. Ты выздоровеешь и послужишь ещё Богу, помяни моё слово! Я тебе верно говорю. Ты только потерпи капельку, терпенье ты моё божеское…
Так они добрели до проходной и там сели на скамеечке для посетителей. Серафим прикорнул к Галайде и устало закрыл глаза
Издали до них и до охранника донёсся вой сирены. Галайда велел охраннику:
– Открывай ворота! Врачи приехали.
Охранник Яков нахмурился:
– Не имею права открывать. Приказа сверху не имею.
Галайда возмутился:
– Что значит – не имею? При чём тут приказ? Ты мне перестань царя тут крутить, отпирай, говорю!
– Не имею права посторонних пускать, – стоял на своём охранник.