Интернат
Шрифт:
– Вы, ребятки, на подарки от Деда Мороза не рассчитывайте. У нас и без Нового года хлопот по горло. Выдадим вам тридцать первого по пирожку и хавайте вместо конфет.
Денис затосковал. Неужто и вправду ему встречать Новый год не дома, а в интернате? Неохо-ота! Если б он верил в Деда Мороза, он бы умолил его, чтоб мама забрала его домой. Уж он бы тогда ни разу в жизни о маме плохого намёка не сказал, каждого её слова слушался!
Серафим так в интернат и не вернулся. На вопрос Дениса, где он, Хмелюк невнятно пробурчал, что
Тридцать первого декабря в завтрак дали пирожные, и Крисевич на пару с Пугинским поздравили детей с наступающим Новым годом. После завтрака в актовый зальчик притащили со склада пыльную искусственную ёлку и старые самодельные игрушки и шары советских времён, поставили её, нарядили. Галайда выдал гирлянду, чтобы включить её вечером.
Уроков сегодня, к счастью, не задали, и многие мучились от безделья – кроме тех, кого заставили мыть, чистить, подшивать шторы, рисовать новогодние лозунги и надувать шары. Денис сидел в учебке и тосковал с особой силой по маме и по игре.
Хотя его жизнь казалась теперь ему страшнее любого экшна или Дьябло, где надо победить сатану, чтобы заступить на его место…
Открылась дверь учебки, и, обернувшись, Денис увидел Вовку Дракина и Надю Ляшко.
– Привет, – сказали все трое разом и слабо улыбнулись.
Денис встряхнулся.
– Садитесь. Ничего на пороге париться, – пригласил он.
– Нечего, да нечего, а чё делать-то? – кисло вздохнул Вовка, усаживаясь за стол.
– Давайте анекдотики травить, – предложил Денис и тут же понял, что забыл напрочь все анекдоты.
– Не, – отмахнулся Вовка Дракин, – лучше давайте страшные истории.
Надя задумчиво постучала пальцами по столу.
– Не хочу страшные истории, – отказалась она.
– Почему? – спросил Вовка.
– Потому что они страшные. А мне этого и в жизни по горло.
– Да ладно!.. На романтические истории потянуло? Любовь припёрлась вновь, из сердца хлещет кровь? Цветёт в саду жасмин, а принц совсем один? – пренебрежительно проворковал Вовка Дракин.
Надя поморщилась.
– Да иди ты со своими приколами! Надоело. Вообще всё надоело. Иногда – по самое нехочу!.. А ведь есть где-то и нормальные детдома и интернаты. Вы читали про деревни SOS?
– Чего-чего? – переспросил Денис. – Какие деревни?
– SOS. Чего, морского термина не знаешь? – подковырнула Надя. – А спроси чего из твоих видеоигр – сразу лекцию прочитаешь, а? SOS – это значит «спасите наши души».
– Да без тебя знаю, что такое SOS, – отбился Денис. – Просто название странное – деревня SOS. Они там хуже нас, похоже, живут.
– И вовсе не хуже, а лучше, – возразила Надя. – Дети разделены на семьи, у них есть большой дом-коттедж и мама. Представляете? И она - не надзирательница, не надсмотрщица, а, действительно, мама, которая любит,
Денис и Вовка слушали её недоверчиво.
– Завираешь, как Пиноккио, – выразил общую точку зрения Вовка.
– Вот и не завираю! Я сама видела! И подружилась там с ребятами из одной такой семьи! – вскинулась Надя. – Они нормальные! И лучше многих, между прочим! Если уж меня ювеналка от родителей забрала, я б тогда лучше там жила. Там, как дома. И в школу обычную городскую ходишь….
– Размечталась, – фыркнул Вовка, помолчал и вдруг признался: – А я хотел с жизнью покончить.
– Зачем? – спросила Надя, округлив глаза.
– Чтоб в этом аду не мучиться.
Надя скептически пожала плечами и веско возразила:
– Не обольщайся. Помрёшь – в худший ад попадёшь, без всякого облегчения и остановки.
Вовка покивал.
– Знаю теперь. Мне Серафим рассказал. Если б не он… честное слово….
Он оборвал фразу и подошёл к зарешеченному окну. Стоял, разглядывал редких прохожих вдали за забором интерната. Встрепенулся, приблизил лицо к стеклу.
– Тётка знакомая… у забора стоит….
Денис зевнул.
– Стоит и стоит. Отдыхает, наверное.
– Ничё не отдыхает…. На интернат смотрит…. Слушай, Enter, да это ж твоя мамка!
Душа Дениса ухнула куда-то вниз, в пропасть. Ноги ослабели, пальцы задрожали.
– Мама…, – пролепетал он и рванул к окну.
На свободном от зоны интерната пространстве стояла женщина в чёрной куртке, серой шапке, длинной чёрной юбке и в сапогах на низкой подошве. Она чуть ли не прижалась к сетке забора, выглядывая в слепых окнах лицо сына.
– Мама, – прошептал Денис, вмиг её узнав.
Он схватился за оконную раму и принялся её трясти, крича во всё горло:
– Ма-а-маа!!! Ма-амочка-аа!!! Ма-ам!!!
Вовка испуганно пытался схватить его за руки.
– Обалдел?! – прорычал он. – Если стекло выпадет тебе, знаешь, что будет?! Остынь!!
Материнским чутьём Зинаида Аркадьевна поняла, за каким именно квадратом стекла, затянутого решёткой, бьётся в истерике её единственный сын. Она вцепилась голыми пальцами в металлические звенья сетки, натянутой между бетонными столбами, затрясла её, завопила во весь голос, не обращая внимания на случайных прохожих:
– Деня-а!!! Сыно-оче-ек! Дени-исушка-а! Родной! Я тебя вызволю отсюда, сыно-очек!
Она трясла сетку, она будто растерзать её хотела. А из интерната к ней пытался вырваться Денис. Он пулей вылетел из учебки, промчался по коридору, спустился на первый этаж и, в чём был, выскочил на улицу, миновав охранника Якова, будто его и не существовало вовсе.
Яков ринулся за ним, поёжился на морозе, вернулся за курткой и шапкой, позвонил Пугинскому, доложил, что воспитанник Лабутин пытается сбежать за интерната и с чувством выполненного долга присел на свой стул, ожидая подкрепления.