Интернат
Шрифт:
– Ну, тогда и их начальники тоже, – вздохнул Серафим.
– Чё это – тоже! – не согласился Лабутиин.
– А думаешь, они прям не в курсе, – печально сказал Серафим.
– Нет, конечно!
– Вот уж сказал! В курсе они, в курсе. Поди, и устав сами писали, и наказания придумывали. Только шито-крыто всё. И не ухватишь.
Кедринский говорил, будто взрослый. Денис слушал его с удивлением: нифига себе бублик! Да он даже дырку смыслом наполняет! И, главное, понятным. Единственное, что не понятно: делать-то
– Может, записку через забор бросить на пробу, – предложил он. – На прогулке, например. Или закричать? Типа «спасите, нас тут убивают!»?
Кедринский в ответ досадливо повёл плечами
– Ой, да ты не слышишь, что ли? – воскликнул он. – Ну, бросишь, ну, крикнешь. Решат, что интернатовский дебил над прохожими куражится, на забор кидается. Ещё и просигналят той же Алле Викторовне. А она, хоть в доле, хоть не в доле, а дело замнёт по любому.
– Не замнёт. Не получится.
– Получится. Взрослых ты не знаешь, что ли?! Они так солгут, что не протаранишь, не пробьёшь, до правды не докопаешься.
Повисла длинная пауза. Потом Кедринский вздохнул и решился:
– Ладно. Дорога одна – к Михал Натанычу. Больше не к кому.
– Идём.
– Ты со мной?
Серафим вздёрнул брови. Денис набычился: ему не доверяют! Да ему в Counter Attack главную роль доверили в клане! Он там такое творил, такие чудеса храбрости показывал! А тут, подумаешь, к кладовщику в подвал спуститься! Фе!
– Я тебе не трус.
– Нос не задирай, – посоветовал Серафим.
– Кто задирает? – обиделся Денис.
Серафим двинулся из туалета в коридор, и Денис увязался за ним, пытаясь сохранить в себе храбрость. Вроде, чего бояться? А страшно. Наверное, потому, что это реальность, над которой ты не хозяйничаешь теперь. Противное чувство бессилия. Противное – для Enterа. Да и для Дениса тоже.
Галайда собрался уходить домой, когда к нему постучали.
– Закрываюсь! – крикнул он, но постучали снова.
Поварчивая, он открыл и впустил поздних посетителей.
– О! Дениска и Серафимка! – узнал он и обрадовался. – Живы, значит, опятки-ребятки!
– А вы что, слышали уже? – выпалил Денис.
– Слышал уже – чего? – улыбнулся Галайда.
– Как чего? Андрюшка Дубичев умер.
Галайда спал с лица и сел на стул.
– Что значит – умер? Когда? Он вчера… нет, позавчера ко мне приходил за носками. Что случилось? Несчастный случай, что ли?
– Какой там несчастный случай! – сказал Серафим.
– У него болезнь какая-то. Температура поднялась, а врача вовремя не вызвали, – заторопился досказать Денис.
Они долго молчали. Галайда сосредоточенно вытер ладонью стол, сметая то ли несуществующие крошки, то ли несуществующую пыль.
Денис открыл рот, чтобы задать свой главный вопрос, но Галайда его опередил.
– Ладно, вы идите в спальню,
– Да, – хором подтвердили мальчишки.
– Вот и славно. Покушаете, поучитесь…
– У нас вечером физра в зале, – уточнил Денис.
– Позанимайтесь и спите себе.
Ребята подождали продолжения, но не дождались. Денис просил:
– А вы?
– Я?
– Ну, да. Если ничего не сделать, нас же всех перекоцают!
– Не всех, – поправил Серафим и, когда Денис повернулся к нему, спокойно добавил: – Тех, у кого родители с мошной. Нам с тобой о чём беспокоиться? У нас родители бедные.
Денис почувствовал мгновенное облегчение. И, правда, чего он выступает? Знает ведь, что и правда, за него не возьмутся. Скорее всего. Потом снова обеспокоился: а ну, как найдут способ заставить маму продать все вещи и квартиру, чтоб достойно его схоронить? Они ж ушлые…
И компьютер заставят продать!!! Ну, это воще! Это тогда просто визг! Enter содрогнулся, представив себе письменный стол без компьютера. Вся жизнь погибнет же! Кто он без компа? Даже не червяк. Так. Бактерия.
Enter поёжился.
Галайда вздохнул и выпроводил мальчишек в коридор.
– Ладно, ребята, мне пора уходить, а то пристанут, чего это я до сих пор тут делаю. А вы идите себе. Не могу обещать что-то конкретное, но подумаю. Обращусь тут к одному человечку. Бегите же! Скоро ужин.
– До свиданья! – спохватились пацаны и убежали в спальню.
Еле-еле успели к визиту Феликса Ивановича, который хмуро, практически не разговаривая, повёл девятку вверенных ему социальных сирот на ужин.
Похоже, о смерти Андрея Дубичева никто не знал, кроме его соседей по спальне. Завтра и в классе узнают.
Еда – макароны с развалившимися сосисками и кофейным напитком – едва пролезла в горло. Когда ужин закончился, мимо Серафима прошла Надя Ляшко, шепнула: «Чего такие снулые?», Серафим в ответ прошептал: «Андрей Дубичев умер». Глаза Нади превратились в блюдца: «Как это – умер?! Отчего умер?!». «Не знаю, высокая температура и всё, сгорел».
Надя стояла перед ним в столбняке и не верила.
– А «скорая» что, не могла спасти? – сдвинув брови, спрашивала Надя.
Плечи Серафима поникли.
– Крисевич не стала «скорую» вызывать. Только после вызвала, когда Андрюха умер.
Надя ахнула.
– Ничего себе! Взаправду, что ли?
– Взаправду.
– Ничего себе! – повторила Надя. – Это что, так можно теперь?!
– Получается, можно.
Надя затравленно огляделась.
– Ой, я пойду, а то хватятся… А кто такой Андрей этот? Я его и не помню совсем…
– Иди, иди, а то попадёт, – подтолкнул Серафим и уныло наблюдал, как она исчезает в переходе, пока его не сдёрнул с места Коля Евлаш из их спальни, чтобы идти «домой».