Инженер Петра Великого 2
Шрифт:
Я сделал небольшую паузу, обводя взглядом присутствующих. Некоторые из младших офицеров, стоявшие у стен, кажется, слушали с нескрываемым интересом. Их лица были не так зашорены десятилетиями привычной тактики.
— И я не просто говорю об этом, Ваше Величество, господа! Я, как мастеровой, уже думал и о том, как можно улучшить наши фузеи, помимо улучшения пружины. Да, не кардинально, не создавая чудо-оружия, сделав несколько простых, но важных усовершенствований. Например, стандартизировать калибр и улучшить качество стволов — это уже даст лучшую кучность. Установить на каждую фузею простой четкий целик вдобавок к мушке — это позволит солдату действительно целиться, а не направлять ствол в сторону неприятеля. Усовершенствовать кремневый замок, чтобы уменьшить число осечек — с этим мы уже справляемся. Сделать более удобный и надежный бумажный патрон, чтобы ускорить перезарядку — это сложно, но возможно. Все это — вполне реальные вещи,
Я перевел дух. Говорить приходилось много и быстро, стараясь не упустить ни одной мысли, ни одного контраргумента.
— И последнее, что касается взаимодействия пехоты в окопах с артиллерией. Вы опасаетесь, что будет хаос, артиллеристам будет трудно указывать цели, если солдаты «по ямам рассованы». Но, господа, разве мы не используем сигналы — флажковые, горном, барабанным боем? Разве нет вестовых? Из окопов, особенно если они оборудованы наблюдательными пунктами, можно будет гораздо лучше видеть поле боя, чем из плотного строя, где обзор ограничен спинами товарищей и пороховым дымом. Командиры подразделений смогут передавать целеуказания своей артиллерии, которая, опять же, будет поддерживать их огнем, зная, что своя пехота находится в большей безопасности и сможет дольше удерживать позицию. Это не хаос, а более гибкое и осмысленное управление боем! А насчет маневрирования орудиями вдоль «рваной линии»… Так ведь орудия и не должны метаться вдоль всей линии! Они должны занимать заранее подготовленные и укрытые позиции, с хорошими секторами обстрела, поддерживая свои участки обороны. И если понадобится перебросить их — для этого существуют дороги в тылу и опять же, инженерная подготовка.
Я уперся взглядом на де Геннина. Голландец хмурился, правда в его взгляде уже не было той стопроцентной уверенности, которая сквозила в его первом выступлении. Он явно обдумывал услышанное.
— Так что, глубокоуважаемый господин генерал, мои предложения — это не шаг назад, в прошоле, как вы изволили заметить. Это попытка использовать все сильные стороны нашей армии — и стойкость пехоты, и мощь артиллерии, и инженерную мысль — в едином комплексе, чтобы добиться победы с меньшей кровью. И я верю, что наша армия, строящаяся по последнему слову европейской науки, как вы сказали, способна освоить и такие, возможно, непривычные, но весьма действенные методы.
Я позволил себе короткую улыбку. Разгром де Геннина был, пожалуй, еще важнее, чем парирование выпадов фон Дельдена. Артиллерия была козырем, который крыл многие тактические ухищрения. И если я смог поколебать уверенность главного артиллериста в ее всесилии против моих «нор», это был успех. Теперь на очереди были кавалеристы и пехотные командиры с их страхами о потере боевого духа и неудобстве рукопашной. И к ним у меня тоже были готовы ответы.
Глава 11
После того, как громогласный де Геннин заметно сник и погрузился в размышления, потирая подбородок, в комнате на несколько мгновений воцарилась напряженная тишина. Чувствовалось, что мои слова по крайней мере, заставили их задуматься. Это было уже больше, чем я мог надеяться вначале. Государь по-прежнему молчал, правда его взгляд стал внимательнее, словно он взвешивал каждое мое слово и каждый аргумент генералов.
Следующим, кто взял слово в той первой волне критики, был бравый кавалерийский генерал, чье имя я тогда еще не знал, но чья пышная фигура в мундире, расшитом золотом, и увесистая сабля на боку недвусмысленно говорили о его принадлежности к «бичу пехоты». Он тогда витиевато распинался о том, что моя «окопная тактика» сведет на нет всю роль конницы. Он смотрел на меня свысока, с едва прикрытым презрением человека, привыкшего решать исход боя стремительным ударом.
— Господин генерал, — обратился я к нему. — Вы выразили опасение, что если пехота «схоронится в землю», то вашей доблестной коннице негде будет развернуться для удара, она не сможет ни защитить пехоту, ни поддержать ее атакой во фланг. Позвольте уверить вас, что я ни в коей мере не стремлюсь умалить роль кавалерии, этого прекрасного и грозного рода войск. Но давайте посмотрим на ситуацию с другой стороны.
Он хмыкнул, поглаживая эфес сабли, явно не ожидая от меня ничего путного.
— Вы говорите, что в ямы на конях не поскачешь. Совершенно верно! Именно на это и расчет. Окоп, даже самый простой, — это уже
Генерал перестал поглаживать эфес и нахмурился. Кажется, картина, которую я нарисовал, ему не очень понравилась.
— Но это не значит, что конница становится ненужной! — поспешил я добавить. — Напротив! Ее роль несколько меняется, но не становится менее важной. Во-первых, разведка. Кто, как не легкая конница, сможет своевременно обнаружить передвижение неприятеля, выявить его слабые места, захватить «языка»? Во-вторых, прикрытие флангов. Да, наши окопы будут защищать фронт, но фланги всегда уязвимы. И здесь маневренная конница, способная быстро перебрасываться с одного участка на другой, будет незаменима для отражения обходных маневров. В-третьих, преследование разбитого врага! После того, как неприятель, понеся огромные потери при попытке штурма наших укрепленных позиций, дрогнет и побежит, — кто, как не ваша кавалерия, довершит разгром, рубя бегущих, захватывая обозы и артиллерию? И, наконец, удары по тылам и коммуникациям противника! Пока наша пехота сковывает его главные силы, конные отряды могут совершать глубокие рейды, нарушая снабжение, сея панику. Так что, господин генерал, для вашей доблестной конницы работы хватит! Просто она будет действовать умнее, беречь своих людей и коней от бессмысленной гибели на подготовленных укреплениях, и наносить удары там, где они будут наиболее эффективны.
Некоторые из присутствующих офицеров-кавалеристов, помоложе, слушали с интересом. Возможно, им уже приходилось терять своих людей в лобовых атаках на укрепившегося врага, и мои слова находили у них какой-то отклик.
Затем я перевел взгляд на другого пехотного командира, невысокого, но коренастого, с обветренным лицом и жесткими усами, который горячился по поводу того, что солдат, привыкший сидеть в земле, «храбрость потеряет» и его потом «калачом не выманишь» в атаку.
— Ваше высокоблагородие, — обратился я к нему. — Ваш пыл и забота о боевом духе солдата вызывают уважение. Но позвольте с вами не согласиться в корне. Вы опасаетесь, что солдат, сидя в окопе, «потеряет храбрость». А я вам скажу, что солдат, видящий, как его товарищи один за другим падают под пулями и ядрами в чистом поле, когда он сам стоит беззащитный, как мишень, — вот тогда он действительно может пасть духом! Потому что он видит бессмысленность своей гибели. А солдат, который знает, что у него есть укрытие, что его жизнь ценят и берегут, что у него есть возможность нанести врагу урон, оставаясь при этом в относительной безопасности, — такой солдат будет сражаться с удвоенной энергией и отвагой! Он будет благодарен за эту защиту и будет стремиться оправдать ее своей меткой стрельбой и стойкостью.
Полковник насупился, теребя ус.
— А что касается того, как потом этих «землекопов» заставить вылезти из нор и пойти в атаку… Господа, а разве дисциплина в нашей армии уже ничего не значит? Разве приказ командира — не закон для солдата? Если будет дан приказ «В атаку!», русский солдат вылезет из любого окопа и пойдет на врага так же решительно, как он идет сейчас из линейного строя! Более того, атака из окопов может быть даже более эффективной! Представьте: солдаты, отдохнувшие и сохранившие силы под защитой бруствера, по команде стремительно выскакивают из окопов и с криком «Ура!» бросаются на уже измотанного и понесшего потери при штурме противника! Это будет атака свежих сил на изнуренного врага! Окоп в данном случае служит и укрытием, и прекрасным исходным рубежом для контратаки!
Я вздохнул, переводя дыхание.
— И кто сказал, что солдат будет сидеть в окопе пассивно? Я уже говорил о гранатах, которые можно метать, не выходя из-за бруствера. Да ни один вражина не дойдет до окопа. А если дойдет — встретим штыковым боем. Если враг все же доберется до нашего окопа, ему придется спрыгивать вниз, ломая свой строй, подставляясь под наши штыки. Наши же солдаты будут встречать его сверху, из-за бруствера, что дает им огромное преимущество! Им не нужно будет иметь такой же плотный строй, как в поле, чтобы отразить атаку. Им нужно будет просто удержать бруствер, действуя слаженно и решительно. А за первой линией окопов всегда можно расположить резервы, которые в нужный момент ударят во фланг прорвавшемуся врагу или поддержат своих.