Инженер Петра Великого 2
Шрифт:
Во-первых, караул у моей мастерской и складов. Раньше это были просто солдаты из охранной роты, подчинявшиеся своему унтеру. Теперь же они были как бы прикомандированы ко мне, и я нес за них ответственность (теперь можно было взять руки пропускной режим, но это чуть позже). Нужно было следить за их службой, за дисциплиной, разбирать их мелкие проступки.
Во-вторых, рабочие на стройке «образцового» участка. Солдаты, колодники, вольнонаемные мужики — вся эта разношерстная толпа теперь тоже формально числилась «на объекте поручика Смирнова». И хотя у них были
Пришлось вникать в то, о чем я раньше и не задумывался. Читать воинский устав — хотя бы основные статьи. Разбираться с рапортами, которые мне теперь подавали унтеры и десятники. Проводить разводы караула. Распределять работы на стройке.
И, конечно, решать конфликты. А их хватало. То солдаты из караула ночью напьются и подерутся. То колодники попытаются сбежать. То вольнонаемные мужики откажутся работать, требуя прибавки к жалованью или лучшей кормежки.
Один случай запомнился особенно. Поймали двух солдат из моего караула на воровстве — пытались вынести со склада мешок с медными обрезками (медь — страшный дефицит!). По уставу за такое полагался трибунал и шпицрутены, а то и ссылка на каторгу. Унтер привел их ко мне. Они ждали моей резолюции.
Что делать? Сдать их под трибунал — значит, сломать людям жизнь из-за мешка медяшек (хотя воровство есть воровство). Попытаться замять дело — значит, поощрить безнаказанность и показать свою слабость.
Я долго думал. Потом поговорил с каждым с глазу на глаз. Оказалось — обычные деревенские парни, в армии недавно, семьи голодают, вот и соблазнились легкой наживой. Не со зла, а от нужды и дурости.
— Значит так, орлы, — сказал я им сурово. — За воровство на государевой службе знаете, что полагается?
Они опустили головы.
— Полагается — под суд и на каторгу. И поделом! Ибо не только медь украли, а честь солдатскую продали! Но… — я сделал паузу. — Я вас под суд не отдам. На первый раз. Но накажу по-своему. Во-первых, стоимость украденного вычту из вашего жалованья втройне. Во-вторых, будете месяц после службы чистить конюшни. А в-третьих, — я строго на них посмотрел, — если еще хоть раз замечу за вами что-то подобное или услышу хоть слово о пьянке на посту — без разговоров пойдете на каторгу.
— Поняли, ваше благородие! Спасибо! Век будем помнить! — залепетали они, чуть не плача от облегчения.
Я их отпустил. Унтер, который слышал разговор, только головой покачал.
— Зря вы так, ваше благородие… Балуете их… Надо было по уставу…
— По уставу мы всегда успеем, — ответил я. — А людей терять не след. Может, одумаются. Да и работать кому-то надо.
Не знаю, был ли я прав с точки зрения устава. Но я чувствовал, что поступил правильно по-человечески. Хотелось, чтобы солдаты относились ко мне также — по-человечески. И, как ни странно, после этого случая дисциплина в карауле стала лучше, а эти два солдата служили потом как шелковые, еще и растрезвонили всем, что честный я, свой в доску парень.
Подобные случаи учили меня быть командиром.
Глава 15
Интерлюдия.
Начало года выдалось в Стокгольме промозглым. Ледяной ветер с Балтики пронизывал до костей, заставляя кутаться в тяжелые плащи даже в стенах Королевского дворца. Сам монарх, Карл XII, уже который год находился вдали от столицы, ведя свои бесконечные кампании на просторах Польши, и вся тяжесть управления огромной державой легла на плечи Государственного совета, возглавляемого первым министром, графом Карлом Пипером.
В просторном, отделанном темным дубом кабинете графа царила напряженная тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров в массивном камине да шелестом бумаг. Пипер, человек уже немолодой, с усталым, изборожденным морщинами лицом, склонился над свежими депешами, только что доставленными курьером из Риги. Воздух был почти искрился от невысказанных опасений. Рядом, за длинным столом, заваленным картами и донесениями, сидели ближайшие советники: влиятельный граф Арвид Горн, известный своим прагматизмом и некоторой долей скепсиса ко всему, что исходило от их восточного соседа, и Кристофер Польхем, асессор Бергсколлегии, остроумный человек с глубокими познаниями в горном деле и металлургии. Его присутствие было неслучайным — последние вести из Московии все чаще касались именно этих областей.
— Итак, господа, — Пипер поднял голову, его взгляд выражал плохо скрываемую тревогу. — Наши источники в Московии, коим, смею вас заверить, можно доверять, сообщают о продолжающейся лихорадочной деятельности на Охтинских верфях и прилегающих к ним заводах. Царь Петр, похоже, не на шутку увлекся созданием собственного флота и, что более тревожно, модернизацией своей артиллерии.
Граф Горн, высокий, худощавый аристократ с тонкими, презрительно сжатыми губами, позволил себе легкую усмешку.
— Опять эти московитские «потешные» затеи, Ваше Превосходительство? Они вечно горазды на шум и пыль в глаза. Неужели мы всерьез будем опасаться их кустарных мастерских, когда вся Европа знает, что лучшая сталь и лучшие пушки производятся в Швеции? Наша промышленность, рудники — вот истинная сила. А что до их царя… его неуемная энергия пока что больше напоминает суету, нежели осмысленную деятельность.
Пипер тяжело вздохнул. Горн, при всем своем уме и преданности короне, порой бывал излишне самонадеян.