Исчезающая ведьма
Шрифт:
Опершись на тяпку для прополки, она встала, вытирая грязную руку о передник. Нони посмотрела из-под руки. У самой кромки воды стояли двое, девочка и мальчик. Они пристально смотрели на их дом.
Нони толком их не разглядела из-за слепящих солнечных лучей. Она решила, что детей послали по какому-то делу. Может, кому-то нужно сплавить груз по реке или самого куда-нибудь переправить. Ей так хотелось в это верить, ведь каждый пенс был на счету. Нони двинулась навстречу.
— Вашему отцу нужны услуги лодочника, да?
Дети не шевельнулись, словно и не слышали её.
— Подойдите ближе, — крикнула Нони, рассердившись.
— Ханкин!
Их голоса были такими слабыми и высокими, что могли быть шумом ветра в кронах деревьев или трелью жаворонка, вот только не было ни ветра, ни жаворонков.
— Чего вам…
Слова застыли на губах Нони, когда она вдруг поняла, почему на детях так ярко играют блики. Вода ручьями сбегала с волос и одежды детей, словно их только что вытащили из реки. Нони медленно повернулась, проследив за пристальным взглядом детишек. Они уставились на запертую дверь дома. Отбросив тяпку, она с воплем бросилась к двери.
Дверь за спиной Гюнтера распахнулась. Нони ворвалась в комнату и вцепилась в него с яростью волчицы.
— Пресвятая Дева, что ты делаешь? Оставь его, прочь!
Отпихнув Гюнтера в сторону, она схватила Ханкина в охапку, срывая овчину с его лица. Нони раскачивалась взад-вперёд, обнимая задыхающегося и захлёбывающегося слезами сына.
Гюнтер протянул руку, чтобы успокоить мальчика, но Нони оттолкнула его.
— Не прикасайся к нему. Не смей его трогать!
— Я должен был это сделать, Нони. Если его арестуют… Я не мог отдать его живым на растерзание.
— Зачем кому-то арестовывать моего сына? — Нони сжала Ханкина ещё сильнее. — Это тебя следует растерзать за то, что ты собирался сотворить. Задушить собственное дитя. Ты обезумел. Тюрьма по тебе плачет!
— Нони, ты не понимаешь, в какой мы опасности.
— В опасности? Единственная опасность, которая ему угрожает, это его обезумевший отец. Убирайся! Убирайся вон! — выкрикнула она.
Гюнтер со слезами на глазах ринулся к двери и выскочил на слепящее солнце. Прислонившись к стене, он заревел, содрогаясь от рыданий. Он был так расстроен, что даже не заметил всадников, спешившихся напротив дома. Лишь когда они подошли вплотную, он понял, что не один.
— Гюнтер из Гритуэлла, я здесь по приказу Королевской Комиссии, чтобы арестовать вас и вашего сына за государственную измену.
Глава 65
Ведьмы могут оборачиваться лисицами. Охотники частенько наблюдают, как преследуемые ими лисы забегают в дом или пещеру, и уже думают, что загнали их в ловушку, но зайдя внутрь, не находят никого, кроме сидящей там старухи.
Линкольн
Хью Баюс медленно спустился по лестнице, что-то бормоча себе под нос. Внизу, у входа в зал, стоял Адам, что-то увлечённо разглядывая на улице. Он не обернулся, даже когда лекарь дружески потрепал его по голове.
— Не стоит хандрить, запершись в четырёх стенах, юноша. Ваш отец быстро поправляется и скоро снова встанет на ноги.
— Разве я не говорила вам сегодня утром то же самое, госпожа Кэтлин? — торжествующе произнесла Диот. — Я же говорила, он идёт на поправку.
— Прекрасные новости, правда, Адам? — отозвалась Кэтлин. — Мы все так волновались.
Адам не ответил. Он ни капли не сожалел, когда два дня назад отца привезли домой на повозке, стонущего от боли и лопочущего несуразицу, словно один из тех безумных нищих, что приставали к ним по пути в церковь. Эдвард
— Сможет ли он полностью поправиться? — поинтересовалась Кэтлин.
— Он сильно ослаб. Ему придётся отлежаться нескольких дней, хотя, зная вашего мужа, госпожа Кэтлин, сомневаюсь, что он послушается. Но в ближайшие два дня ему следует давать только говяжий бонет {43} и ничего более. Проследите, чтобы говядину тщательно измельчили, и вскипятите её с равным количеством крови и воды. Беата знает, ей уже приходилось готовить подобные блюда.
Адам повернулся и многозначительно посмотрел на мачеху. Она сидела с Эдвардом за столом, заваленным кипой пергаментных свитков и книг. Мать и сын переглянулись, прежде чем Кэтлин заговорила.
43
Говяжий бонет — бульон, для густоты сдобренный хлебными крошками или другими ингредиентами, такими как молотый миндаль, сливки, сметана, мёд или яичные желтки. Блюда под названиями «куриный бонет» или «говяжий бонет» были просто отварами тушёного мяса, нередко с кровью, загущёнными хлебом и ароматизированными специями. Они считались питательной и легко усваиваемой едой для немощных.
— Боюсь, Беата здесь больше не служит.
Лысина врача блестела на солнце, отражая свет, падающий из окон.
— Жаль, но я уверен, что вы справитесь.
— Конечно, справлюсь, — взбрыкнула Диот. — Я в разы лучше готовлю, чем эта безумная шлюха. С тех пор как я отвечаю за кухню, вы можете спать спокойно, не опасаясь, что вам перережут глотку во сне.
— Есть опасность, что болезнь вернётся, мастер Баюс? — спросила Кэтлин.
— Я не уверен, что это болезнь, — осторожно произнёс лекарь.
Диот бросила мимолётный взгляд на хозяйку, тревога и страх читались на её пухлом лице, но Кэтлин сохраняла невозмутимость.
— Конечно же, хозяин захворал, — протараторила Диот. Её лицо так зарделось, что, казалось, у неё самой начинается лихорадка. — Половина города переболела. Причиной тому, несомненно, этот жуткий смрад от сточных канав.
Она взволнованно теребила юбки, не сводя глаз с Кэтлин.
— Конечно же, в такую адскую жару многие горожане слегли от желудочных расстройств, но у мастера Роберта не было схожих симптомов. Он жаловался лишь на сильные боли и помутнение рассудка… то есть, бред, что часто сопровождает мозговую лихорадку. Но у него нет жара. Я консультировался с другими лекарями, и никто не припомнит пациентов с подобным заболеванием. Мне кажется, госпожа Кэтлин…
Он осёкся, посмотрев на Адама.
— Почему бы вам не выйти поиграть на улице, юноша? Уверен, вы только об этом и думаете в такой погожий денёк. Я не так уж и стар, чтобы не помнить себя в эти годы.
Старик усмехнулся, с нежностью вспоминая детство, которое осталось лишь в его мечтах.
— Он мой отец, — возразил Адам. — Я имею право знать, что с ним сучилось. У меня на это больше прав, чем у любого в этом доме. Это их вы должны выпроводить.
— Ах ты, мелкий паршивец! — воскликнул Эдвард, поднимаясь из-за стола.