Исход Авроры

Кристофф Джей

– Да, – отвечает он, потирая переносицу. – Мы пробыли в Складке чересчур долго. Я слишком стар для этого дерьма.

Психоз Складки. Я и забыла. Отряды Легиона Авроры формируются, когда легионерам исполняется восемнадцать, ведь к двадцати пяти годам или около того более семи часов пребывания в Складке становятся для индивида слишком большой нагрузкой. Вот почему я провалялась в криосне по пути на Октавию. Психоз Складки – это не шутка. А Тайлеру сейчас далеко за сорок. Что просто странно.

Что

он сейчас увидел, когда посмотрел на меня?

Что это с ним делает?

– Никогда не думала, что снова окажусь здесь, – говорю я, слегка улыбаясь ему и переводя разговор в другое русло. Дело не только в том, что мне нужно, чтобы он был на моей стороне. А в том, что мне невыносимо видеть его таким. – Последний раз я лицезрела это место, когда мы следовали моим странным, вывернутым наизнанку указаниям, вообще не зная, зачем конкретно сюда тащимся. Не говоря уже о том, что нам предстояло ограбление века и столкновение лицом к лицу с Великим ультразавром с Абрааксиса IV.

– Погодите-ка, – раздается голос позади нас. Элин, бетрасканка, подается вперед. – Эта байка о Великом ультразавре была, что ли, правдой?

– Вы бы видели, какие штанцы были на вашем капитане, – отвечаю я.

Всего на мгновение удостаиваюсь ухмылки Элин. Затем она вспоминает, что я исчезла во время битвы за Терру и стала причиной конца света, и выражение ее лица снова становится суровым.

– Не поверишь, сколько услуг за эти годы мне оказал Дариэль, – говорит Тайлер, будто бы становясь мягче. – Все время взыскать грозился, но так и не дождался. – Он замолкает на мгновение, а затем закрывает здоровый глаз, потирая повязку на втором. – Он погиб шесть лет назад во время поисковой операции.

Кэл подходит ко мне и встает рядом, пока я ищу, что бы на это сказать. Но, как и всегда, он заполняет пустоту вместо меня.

– Это место повидало много сражений, – бормочет Кэл.

Тайлер кивает:

– Ра'хаам. По меньшей мере пятьдесят раз с ним бились. Но где бы мы ни прятались, в конце концов он всегда нас выслеживает.

– Но вы каждый раз отбиваетесь от него? – спрашивает Кэл.

– Нет уж. Мы уносим ноги. – Тайлер кивает на огромный корабль. – Внутри этой малышки рифтовый двигатель. И все остальные кристаллы эшваров, которые нам удалось раздобыть. А также все Путеходцы, что в живых остались. Когда появляется Ра’хаам, они открывают врата и прыгают прочь от Семпитернити как можно дальше.

– И каждый раз, делая это, они отдают очередную частичку себя, – тихо произносит Лаэ. – Пока не останется ничего.

Тайлер смотрит на нее с беспокойством в глазах, поджав губы.

– Но Сорнякам все равно всегда удается снова нас найти, – рычит Тош. – Ублюдки чуют нас. По запаху.

Тайлер кивает:

– Обычно это занимает у них около трех недель. Если повезет, месяц. Последний раз они напали всего десять дней назад, так что какое-то время мы здесь будем в безопасности.

Я в ужасе от одной мысли. О том, что

безопасности, по сути, не существует. О том, что я никогда не смогу отдохнуть. За мной всегда будет охотиться та… сущность, что поглотила моего отца. Кэт. Октавию. И если все пойдет по плану Ра’хаама, то он сожрет и все остальное в галактике.

В кончиках пальцев потрескивает Энергия. Каждый волосок на моем теле встает дыбом.

Я не могу позволить этому сценарию стать будущим галактики.

Ни за что.

– Расскажите о Совете, с которым мы встретимся, – предлагаю я.

– Совет Свободных Народов, – отвечает Тайлер. – В нем четыре действующих члена. Три самые крупные группы выживших выдвигают по одному представителю из каждой, а меньшие группы по очереди сменяют друг друга, посылают по два представителя в год. Сейчас там сильдратиец из клики Наблюдателей, бетрасканец и рикерит – политик, прагматик и воин. А еще представитель меньшинства – из народа Улемна.

– Люди – тоже одно из меньшинств? – спрашиваю я, и сердце сжимается.

– Нет, – отвечает он, глядя на станцию впереди. – Нам запрещено входить в Совет. Элин, выйди на связь и сообщи командованию Семпитернити, что мы приближаемся. И упомяни об огромном кристалле эшваров, который мы с собой тащим, чтобы никто не нажал тревожную кнопку и не запустил ядерную бомбу в нашу сторону.

– Вас поняла, босс, – кивает бетрасканка. – Полагаю, о маньяке, устроившем геноцид планет, находящемся на этом кристалле, упоминать тоже не стоит?

Тайлер потирает подбородок.

– Об этом, наверное, лучше с глазу на глаз переговорить.

– Почему? – тихо спрашиваю я, пока Элин подключается к коммуникатору.

– Ты же не думаешь, что Звездный Убийца…

– Нет, я про то, почему людей исключили из Cовета?

Тайлер наконец отрывает взгляд от Мирового Корабля и смотрит на меня. Я вижу, как он устал. Как зол. Как печален.

– Потому что это наша вина, Аври. Октавия была нашей колонией. Мы разбудили Ра'хаама. Он поглотил наших колонистов, и они сумели вернуться на Терру и провести следующие два столетия, внедряясь в ГРУ, и никто, черт возьми, этого не заметил. Его агенты обезглавили правительства всех планет в галактике. И лишили нас шанса выкорчевать Ра'хаама под корень. И в довершение всего во время решающей битвы наш Триггер исчез вместе с единственным реальным оружием, которое у нас было.

Я почти перестаю дышать, ноги подкашиваются, будто мне нужно срочно присесть, или рухну на пол. Все это из-за меня – их большие печали и маленькие. Кэл обнимает меня, и я чувствую, как его разум – золото и фиалки – успокаивающе жмется к моему.

– Брат, – тихо произносит он. – Терране случайно наткнулись на колыбель Ра'хаама. Кто сказал, что любая другая раса не могла этого сделать? А Аврора никого не бросила. Ты капитан, тебя здесь уважают. Должно же быть какое-то понимание.

– Мне потребовалась большая часть моей жизни, чтобы проявить себя, – отвечает Тайлер. – Прощение здесь в дефиците.